Подснежник
Шрифт:
Его несгибаемая сопротивляемость обстоятельствам была образцом поведения, служила мерилом нравственной стойкости революционера в эмиграции.
Беззаветное, безупречное служение идее с первых же шагов вступления на дорогу борьбы до такой степени растворило его натуру в делах революции, что они уже навсегда были неотделимы друг от друга.
На рубеже двух веков яркий факел революционной судьбы Плеханова слился с бесчисленными языками пламени повсеместно разгорающегося пролетарского пожара.
— Господин Плеханов, читатели нашей социалистической
— Простите, с кем имею честь?
— Чарльз Меример, журналист…
— Так чем могу служить, мистер Чарльз?
— Господин Плеханов, что вы можете сказать об Эдуарде Бернштейне?
— Ничего хорошего.
— Ха-ха! Прекрасный ответ! Разрешите именно эти слова напечатать в самом начале нашего интервью…
— Охотно разрешаю.
— Мистер Плеханов, у вас нет никаких личных счетов с Бернштейном?
— Абсолютно никаких.
— Так в чем же тогда дело? Почему вы так обозлились на него?
— Мистер Чарльз, вам знакомо учение Маркса и Энгельса?
— В самых общих чертах.
— Так вот, Бернштейн решил ревизовать учение Маркса и Энгельса. Он сделал попытку пересмотреть коренные принципы марксизма. Сначала в экономике, потом в философии.
— Он что, сумасшедший?
— В какой-то степени да… Так вот, если бы Бернштейн оказался прав, что же тогда осталось бы от социализма? Решительно ничего!.. Поэтому я и выступил на защиту главных положений учения Маркса… Бернштейн утверждает, что материализм является ошибочной теорией, и призывает социалистов вернуться назад к Канту, к агностицизму, которым пропитана вся философия Канта. А что такое агностицизм?
— Мне кажется, что это какое-то нехорошее слово. Во всяком случае, мне оно совершенно не нравится.
— И вы абсолютно правы, дорогой мистер Чарльз… Агностицизм отрицает возможность верного познания мира человеком. Но мы же имеем возможность с нашей способностью к восприятию знать отношения между предметами? Имеем. Значит, если мы обладаем этим знанием, мы уже не можем говорить о нашей неспособности понимать мир… Что такое вообще — знать? Знать — это предвидеть. И если мы можем предвидеть какое-то явление, следовательно, мы можем предвидеть воздействие этого явления на нас самих. На этом предвидении основана вся практическая и экономическая деятельность человечества, вся промышленность — заводы и фабрики, вся торговля…
— Я вас понял, мистер Джордж… Если у меня, скажем, есть два доллара и если я могу заработать еще два доллара, то я могу предвидеть, что у меня в кармане окажется четыре доллара.
— Совершенно справедливо. Таким образом, следует ли нам поддерживать положение агностицизма, то есть философию Канта, когда она утверждает, что человек не может правильно познавать мир? Следует ли нам соглашаться с Бернштейном, который зовет нас обратно к Канту, требуя ревизии марксизма, опровергая материализм и Маркса, утверждающих возможность человека правильно познавать мир? Ни в коем случае нам нельзя соглашаться с ревизионистом Бернштейном.
— Олл райт, мистер Джордж. Читатели нашей газеты очень хорошо поймут вас. Если нельзя правильно познавать мир, если нельзя предвидеть,
— Теперь идем дальше, мистер Чарльз… Бернштейн назвал диалектику Маркса и Энгельса гегелевской ловушкой, которая якобы привела к возникновению неверной теории катастроф. Ревизионист Бернштейн заявляет во всеуслышание, что новейший ход общественного развития свидетельствует о смягчении противоречий капитализма, в поэтому, мол, революционная борьба не нужна. Ревизионист Бернштейн пытается доказать нам, что многие взгляды Маркса и Энгельса, высказанные в «Коммунистическом манифесте», не нашли подтверждения в дальнейшем развитии социальной жизни… Скажите, мистер Чарльз, вы можете согласиться с тем, что противоречия современного капитализма смягчились?
— Это было бы смешно и глупо, мистер Джордж. Я же не слепой…
— Вот именно. Но Бернштейн как раз и хочет ослепить рабочее движение, выбрасывая из его теоретического арсенала революционную диалектику Маркса. Он хочет заменить ее эволюционизмом и столкнуть социал-демократию в болото реформизма. Этого же всей душой хотят и наши враги из лагеря буржуазии, которые уже бесчисленное множество раз кричали со всех углов, что «Коммунистический манифест» устарел и его пора списывать в архив.
— С вашей точки зрения, практический вред ревизионизма Бернштейна для социалистических партий не вызывает никаких сомнений?
— Да, опасность не только ревизионизма Бернштейна, но и других оппортунистических элементов для социал-демократических партий очень велика… И эту опасность надо любыми средствами предотвратить!.. В конце концов вопрос стоит так — кто кого похоронит? Бернштейн социал-демократию или социал-демократия Бернштейна?
— А как считаете вы, мистер Джордж?
— А вы, мистер Чарльз?
— Вы знаете, ни Кант, ни Бернштейн лично мне почему-то не нравятся. Что значит, мир не может быть познан? Для чего же тогда жить, учиться, любить, иметь детей, если неизвестно, что нас ожидает впереди? Это как-то не похоже на человека. Люди хотят знать о своем будущем как можно больше…
— …чтобы влиять на него и, не доверяясь его слепой стихии, пытаться строить свое будущее на разумных началах, не так ли, мистер Чарльз?
— Олл райт, мистер Джордж!
— Итак, мистер Чарльз?
— Социал-демократия, наверное, все-таки похоронит Бернштейна. Это было бы справедливо.
— Разрешите полностью разделить ваше мнение, мистер Чарльз. И одновременно поздравить вас с присоединением к лагерю революционного материализма и марксизма.
— О, мистер Джордж! Вы неплохой вербовщик в лагерь марксизма.
— Это не я вербую, это вербует само учение марксизма. Оно, знаете ли, обладает одним великолепным качеством — быстро делать хороших людей своими сторонниками.
— Вы считаете меня хорошим человеком?
— Безусловно.
— А почему?
— А потому, что вам не нравится Бернштейн.
— Странная у вас логика, мистер Джордж…
— Революционная. Марксистская.
— Почему же все-таки учение Маркса так быстро делает людей своими сторонниками?
— А потому, что оно верно, мистер Чарльз.