Шрифт:
***
Большой город спал глубоким сном. Свет во всех окнах был погашен, лишь в самом маленьком окошке горел тусклый огонек свечи. И свет этого огня был так слаб, что Ночь едва не пропустила его и, долетев до дальних равнин, уже перед самой зарей почувствовала слабое мерцание.
Горизонт начинал окрашиваться в алый с золотым рассвет, и пора было собирать последние
"Так и есть, дитя" - Ночь ласково смотрела сквозь крошечное окошко.
Вдали пропели первые петухи: пора исчезать, День торопился согреть землю лучами теплого солнца.
"Какой же дар тебе оставить, малыш? Тебе повезло родиться ночью, за это я оставлю с тобой чудесный дар. Но воспользоваться им ты сможешь лишь тогда, когда он будет по-настоящему нужен тебе".
Крик младенца раздался в предутренней тишине.
"Ш-ш-ш-ш", - прошептала Ночь и приложила к его губам палец, - "Тише".
Младенец затих, а в комнату уже крался первый луч солнца.
***
Может ли Счастье жить в тесной коробочке? Ведь даже жалкая букашка, спрятанная мальчишкой в коробок из-под спичек, ищет выход и изо всех сил царапает стены своими крошечными лапками. И ни одно живое существо не может ни дня прожить без солнечного света, ласкового ветра и свободы.
Но так случается, что Счастье появляется там, где ему совсем тесно, где мало света и воздуха, и бывает так лишь потому, что там оно очень нужно, и его там давно ждут.
С недавних пор Счастье поселилось в крохотном подвале, холодном и сыром, вход в который располагался под лестницей и был таким неприметным, что некоторые случайные прохожие даже не замечали его.
Свет с улицы проникал вниз через единственное окошко под самым потолком, через него можно было увидеть совсем немного: кусочек улицы, ботинки проходящих мимо горожан да колеса проезжающих по улице повозок. Иногда в окно заглядывал луч солнца - он крался по холодной стене, спускался вниз, а затем забирался на единственную в комнате постель. И в эти моменты подвал не казался таким мрачным, напротив, своим светом он открывал уют, царящий в маленькой комнатке.
В каморке под лестницей жили двое - Марта, молодая женщина с кожей цвета слоновой кости; она была худа и оттого выглядела очень хрупкой, будто коснешься ее рукой - и она вся разобьется, разлетится на маленькие сверкающие осколки. Особенно ее хрупкость была заметна рядом с мужем - вторым обитателем тесной коморки. Молодой Ганс был высок и крепок, вот только лицо его отчего-то всегда было грустным.
Как они оказались в этом месте - известно лишь одному ветру. Никто из соседей не мог уже вспомнить, когда они поселились в маленькой каморке.На все расспросы Марта и Ганс отвечали молчанием, и, в конце концов, соседи, умерив свое любопытство, смирились с этой тайной.
Марта обслуживала жильцов верхних этажей: мыла полы, стирала, ходила на рынок за молоком и свежими овощами; Ганс трудился в мастерской неподалеку, но особых способностей не имел, и оттого ему чаще всего доверяли самую мелкую и незначительную работу.
В
Марта крепко прижала его к груди и, когда младенец заснул, прошептала:
– Ты - счастливый, ведь ты родился ночью. В честь каждого рожденного ночью на небе зажигается звезда - это твой ангел-хранитель приглядывает за тобой с небес.
За окном заиграли первые блики солнца - наступило утро, счастливое семейство, наконец, заснуло, а где-то далеко Ночь, собирая последние звезды, думала:
"Правильный ли дар я ему оставила? Как жаль, что к утру у меня осталось всего два, самых простых, которые ему могут никогда и не пригодится".
Ночь обернулась на город, в котором уже просыпались первые жители, но, гонимая обжигающими лучами, полетела дальше.
***
– Иво, мне нужно с тобой поговорить.
– Мама, а на торте будут свечи?
– белокурый мальчик рассматривал проходящих людей в маленькое окошко, подставив стульчик к стене.
– Будут. Послушай меня.
Иво так раскачивал стул, что Марте казалось, что он вот-вот потеряет равновесие и упадет на пол. Она села на кровать, и еще раз подозвала сына:
– Иво, перестань, это важно. Подойди ко мне.
Иво послушно слез со стула и подошел к Марте.
– Отец уезжает на несколько недель в другой город, как только он закончит там работу, сразу сможет вернуться.
– Он уедет после моего дня рождения?
– Нет, Иво, он уедет завтра, и твой день рождения мы проведем без него.
– Но, мама...
– в глазах мальчика блеснули слезы.
– Не смей плакать, ты уже большой, еще пара дней и тебе будет семь лет. Ты не должен плакать, - она обняла его и прошептала, - это совсем ненадолго, и когда он вернется, мы сможем испечь еще один пирог, и ты снова задуешь свечи.
Мысль о втором пироге приободрила мальчика, он присел рядом с Мартой на кровати:
– Значит, я все это время буду самым главным в семье?
– Да, малыш.
– Тогда не называй меня малышом, если я главный в семье, значит я точно не малыш, - строго ответил Иво. Марта улыбнулась и сказала:
– Ты прав. Больше не буду.
Сборы отца в дорогу были тяжелыми: впервые он оставлял семью на столь долгий срок. Иво был весел, помогая отцу упаковывать вещи в простенький чемодан, но когда пришло время прощаться, едва сдерживал слезы. Прячась за Марту, он изо всех сил сжимал кулаки и ругал себя за слабость. Отец позвал его, но Иво не хотел, чтобы отец видел его таким, иначе он ни за что не оставит его главным вместо себя. Наконец, собрав волю в кулак, он подошел к отцу, обнял его крепко за шею, вдохнул его запах - смесь из крепкого табака, машинного масла и туалетного мыла - и тут в носу предательски защипало, а глаза закрыла мутная пелена. Иво понимал, что еще мгновение, и он расплачется совсем как малыш. Он бросился в сторону лестницы, выбежал на улицу, и, спрятавшись за газетным киоском, разрыдался.