Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)
Шрифт:
– Именно так.
– Я знаю только то, что де Клэ отъявленный фат, он способен хвастаться своими любовными удачами, даже и такими, каких у него никогда не бывало. Поэтому-то я и не принимала его… Однако ж, так как я все-таки считаю себя обязанной ему, мне хочется просить тебя об одном позволении.
– Говори, – сказал граф, решившись выслушать жену до конца.
– Завтра вечером у нас будут некоторые из твоих друзей, между прочими д'Асмолль, ты ведь, кажется, приглашал его, без церемонии, на чай!
– Да, что
– Ну, так позволь мне пригласить этого де Клэ. Мы поблагодарим его; через неделю он привезет нам свою визитку, ты пошлешь ему взамен свою, – тем дело и кончится.
– И больше ничего?
– Положительно ничего.
– Ты не видала его по возвращении?
– Не видала!..
– Странно!.. – проговорил граф, полуубежденный спокойствием жены.
Но Баккара нахмурилась.
– Послушай, милый Станислав! – сказала она, взяв его за руку. – Объяснимся, пожалуйста. Ты такой добрый, такой благородный человек, ты слишком хорошо знаешь мою любовь к тебе, чтобы обижать меня без всякой причины.
– Вы справедливы, – пробормотал граф.
– Теперь моя очередь допрашивать, – сказала Баккара с внезапной требовательностью в голосе, – отвечайте же мне!
Граф молчал.
– Где ты был, что слышал, что тебе говорили?
– Я был с Шато-Мальи в клубе и встретил там этого де Клэ, который обходился со мной чрезвычайно дерзко.
– Это не должно удивлять тебя, так как он осмелился писать ко мне любовные письма. И больше ничего?
– Нет. С де Клэ было несколько мальчуганов – его приятелей, которые хвастались его любовными интригами и бросали на меня насмешливые взгляды.
– Это становится серьезнее. Де Клэ способен компрометировать меня. В таком случае я беру на себя труд хорошенько проучить его… Ну-с, дальше?..
– Дальше, – продолжал граф дрожавшим от волнения голосом, – пока де Клэ играл в карты, ему принесли письмо, которое, как он объявил во всеуслышание, писала ему таинственная дама под вуалью. Эта дама, которую он имел претензию считать аристократкой, ждала его в его квартире. И, – добавил граф с возрастающим волнением, – он бросил конверт под стол, а письмо подал маркизу де Шамери, который, как кажется, в дружбе с ним, но в эту минуту виконт д'Асмолль вырвал записку из его рук и сжег ее.
– Но ведь это настоящий скандал! Ну, что дальше?!.
– Эти господа уехали… движимый любопытством, я почти машинально поднял этот конверт… вот он – прочтите его!..
– Дай сюда! – проговорила живо графиня, протягивая свою руку.
Граф в волнении смотрел на свою жену. Но вдруг Баккара побледнела, вскрикнула и вскочила со своего места, как бы укушенная ядовитою змеей.
– О, это невозможно!.. – вскричала она вне себя. – Это просто безумие, затмение рассудка… это положительно мой почерк… и так хорошо подделанный, что можно подумать, что это я сама писала…
И Баккара опустилась на стул… Но порыв ее негодования был так велик, голос звучал так правдиво, а испуг выразился так наивно, что граф не выдержал и упал перед ней на колени.
– О! – вскрикнул он. – Прости меня, Луиза, что я осмелился усомниться в тебе!
Графиня обвила руками его шею и поцеловала его черные кудри.
– Да и кто не усомнился бы, – прошептала она. Вдруг граф Артов поднялся с места.
– Графиня, – сказал он так серьезно, что заставил бы содрогнуться самых храбрых, – Роллан де Клэ есть презренный негодяй, и потому он умрет завтра же…
И этот человек, этот аристократ, в жилах которого текла кровь древних татар, выпрямился с свирепым и угрожающим видом и поклялся убить фата, осмелившегося навести подозрение на женщину, которой он, граф Артов, не побоялся дать свое имя…
Он сделал шаг к двери с намерением отправиться к Роллану де Клэ, дать ему пощечину и заставить его драться сейчас же, без всяких объяснений.
Но графиня опять превратилась в Баккара, то есть в женщину, некогда подчинившую юного графа своей воле и отказавшуюся от своей власти только тогда, когда она поняла, что обязанность ее кончена.
– Не уходи, – сказала она, – и выслушай меня прежде.
Во взгляде и в голосе ее было столько требовательности, что граф остался.
– Выслушай же меня! – сказала она. – И ты увидишь, права ли я…
– Говорите, что я должен делать!
– Друг мой! – заметила тихо графиня, рассматривая конверт. – Этот почерк похож на мой до такой степени, что, наверное, озадачил тебя и ты вывел такое заключение, какое не могло родиться в твоей голове в минуту хладнокровия.
– Пожалуй, что ты и права… но… этот почерк?
– Из двух одно: или де Клэ хвастался, что имел со мной свидание, подделал мой почерк, – словом, вел себя как презренный негодяй, или же все это есть не что иное, как прихоть случайности, по воле которой два существа, родившиеся в разных концах света и никогда не видавшие друг друга, бывают иногда удивительно схожи между собою. А в данном случае имеют одинаковый, совершенно схожий между собой почерк.
– Но ведь это почти невероятно!
– Ничего нет невозможного, мой друг…
– Но эти взгляды… эти улыбки…
– Замечал ли ты их раньше?
– Нет.
– Ну, так, право, это тебе просто показалось. Но я такого мнения: или де Клэ подлец… и тогда его следует наказать публично, среди белого дня… собрав, конечно, предварительно полные доказательства его подлости.
– Это правда.
– Или это просто случайность, а в таком случае посмотри на меня хорошенько, мой дружок, и спроси себя: мыслимо ли, чтобы женщина, которую ты возвысил до себя и которая дерзнула принять предложенное тобою имя, была до такой степени низкою, чтобы запятнать честь, даровавшую ей твое прощение?..