Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)
Шрифт:
Вскоре после ее прихода раздался в прихожей звонок, затем явился в будуар маленький грум г-жи Сент-Альфонс и подал Баккара письмо; она с нетерпеливою поспешностью открыла его и прочла:
«Милая моя!
Вооружайся!.. Граф приехал; он влюблен в тебя до безумия.
Из тщеславия он держал в клубе какое-то пари, и, предупреждаю тебя, сегодня вечером он явится к тебе каким-нибудь странным образом. В его присутствии я высказалась о тебе, как о женщине в высшей степени романтической и способной на все для человека,
Письмо это, возвратившее Баккара всю энергию, было немедленно сожжено.
– Хорошо, – сказала она груму, – можете идти. Затем она позвонила горничной и велела помочь ей раздеться. Завернув волосы в фуляровый платок, надев ночной капот и атласные туфли с красными каблуками, она отправилась в нижний этаж своего дома, в кабинет барона д’О, выходивший в сад. Она предполагала, что молодой иностранец явится к ней через сад, с помощью лестницы, приставленной к наружной стене, поэтому она и сошла в нижний этаж, чтобы освещенным окном привлечь внимание этого искателя приключений.
Действительно, спустя четверть часа в саду послышался шум и затем легкий стук в окно.
Это был, конечно, иностранец – молодой повеса.
Баккара взглянула в окно и совершенно хладнокровно проговорила:
– Войдите, граф, не стесняйтесь. Если вы решились перелезть через забор, то, должно быть, с тем, чтобы пробраться и в окно.
Граф растерялся, но так как в голосе Баккара не слышалось ни гнева, ни насмешки, то он решился спрыгнуть в кабинет.
Она заперла окно, задернула занавески и, указав незнакомцу на стул, сама грациозно уселась на диване.
– Граф, – проговорила она, – я знаю о цели вашего рискованного посещения…
– Сударыня, я…
– Пожалуйста, не удивляйтесь, а лучше выслушайте меня. Вам двадцать лет, не правда ли?
– Да, – отвечал граф, улыбаясь.
– Мне, – продолжала Баккара, – двадцать семь; я прочла уже книгу жизни; вы только начинаете ее читать. Это преимущество дает мне право говорить с вами как с учеником; вы согласны с этим?
Граф поклонился.
– Так слушайте меня. Вам указали на меня как на женщину, ни во что не верующую, ничего не любящую и от которой погибают несметные богатства. На это вы отвечали: мне двадцать лет, я богат – и эта женщина должна меня полюбить!.. Не правда ли?
– Правда, – отвечал граф.
– Вы ошиблись, – решительно произнесла Баккара. – Я не могу вас любить и не хочу разорять.
– Простите, меня, – прошептал граф после короткого молчания, – но я вас люблю!..
– Дитя, – произнесла она с горькой улыбкой, – взгляните на меня хорошенько: я бедная женщина, разбитая жизненными невзгодами, состарившаяся от разрушительного действия необузданных страстей, женщина, играющая роль выше своих сил, которая просит вас как благородного дворянина сжалиться над ней…
Глаза Баккара оросились слезами.
– Вы правы, – сказал глубоко тронутый граф, – я действительно ребенок, который по своей глупости, быть может, огорчил вас.
– Граф, – прервала его Баккара, – можете вы мне поклясться честью дворянина в том, что все, что будет сказано здесь сегодня ночью, останется между нами тайною до гроба?
– Клянусь, – спокойно отвечал граф.
– Наружность ваша говорит в вашу пользу: я вижу вас в первый раз, но что-то мне говорит, что вы благородный, прямой человек и что сделаетесь моим другом.
– Располагайте мной, приказывайте… для вас я готов на все…
– Посмотрим, – сказала Баккара, – потому что я потребую от вас, быть может, слишком большой жертвы…
– Жизнь моя принадлежит вам!..
– О нет! Я попрошу у вас гораздо меньшего… Друзья ваши и вы, граф, жестоко ошиблись, предполагая, что я могу любить вас или даже позволить вам любить себя. Я ничего не могу для вас сделать, – почему – это моя тайна.
Граф побледнел, и на лице его отразилось сильное недоумение. Баккара заметила это.
– Послушайте, – сказала она, – хотите ли вы действительно быть моим другом?
– Неужели вы сомневаетесь в этом?
– И будете мне во всем повиноваться?
– Что только прикажете.
– В таком случае я решусь на то, что в глазах света и ваших товарищей я буду вашей любовницей, и вы будете здесь как у себя дома.
– Я вас не понимаю, – сказал граф.
– Это, конечно, удивляет вас, что женщина хочет быть скомпрометирована, оставаясь в душе и на деле добродетельною, между тем как все женщины делают это наоборот. Но объяснить эту странность я вам не могу, ибо это моя сокровенная тайна, которую впоследствии я вам, быть может, и открою.
– Я слепо буду повиноваться вам, потому что в вашем кротком взгляде, в вашем взволнованном голосе я угадал страшное горе. Душой я еще действительно ребенок в сравнении с вами, но сумею преобразиться в человека с сильною душою, если это нужно будет для оправдания вашего ко мне доверия и доказательств вам искренней дружбы. Впрочем, кто может знать, – проговорил он трепетным голосом, – быть может, когда-нибудь…
– Бедное дитя, – прервала его Баккара, грустно покачивая головой, – если я сохранила еще наружную оболочку молодости и обманчивую внешность жизни, полной аромата, то – увы! – сердце мое уже очерствело, душа истомилась – и я неспособна более любить. Будьте моим другом и не просите у меня ничего более.
Молодой граф встал перед нею на колени, молча взял руку и поцеловал ее. Баккара в это время наклонилась и с материнским чувством поцеловала его в лоб.
– Теперь, – проговорил граф, вставая, – считайте меня своим верным рабом, который по одному вашему знаку пойдет в огонь и в воду.
– Благодарю, – прошептала она, – я чувствую, что вы меня угадали. Подождите меня здесь одну минуту, – прибавила она, удаляясь.
Она пошла в свой будуар и через несколько времени вернулась, держа в руках бумагу.