Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)
Шрифт:
– Потрудитесь принять этот вексель в сто тысяч франков на имя моего банкира, – обратилась Баккара к графу.
– Зачем? – спросил он, отступая на несколько шагов назад.
– Вы ведь должны будете присылать мне подарки, так как в глазах света я буду…
– Вы смеетесь надо мной.
– Нисколько. Примите только этот вексель.
– А потом?
– Завтра вы пришлете мне подарок… ну, хоть пару лошадей, браслет, ожерелье, которое я вечером надену.
– Я не возьму от вас этих денег. Я буду счастлив, если…
– Вы забываете, – прервала его Баккара, –
– Это правда, – сказал граф Артов, немного подумав, – простите меня…
Затем он взял вексель из рук Баккара и спрятал его в бумажник.
– Итак, при людях я буду обращаться с вами так, что все будут уверены, что вы вскружили голову непобедимой Баккара.
Слова эти напомнили графу о пари, которое он держал в клубе несколько часов тому назад.
– Ах да! – проговорил он. – Я должен предварительно испросить у вас прощения и затем признаться кое в чем, лично вас касающемся.
– Прощаю заранее. Говорите.
– Дело в том, что я был настолько самоуверен, что поклялся, что вы будете моей…
– Ну, что же, – сказала Баккара, улыбаясь, – будьте уверены – я вас не выдам.
– Это еще не все, если позволите, я скажу остальное.
– Я вас слушаю.
Тут граф подробно рассказал сцену, происходившую между Шерубеном и им.
Баккара слушала его спокойно, но когда он произнес имя Шерубена, она вдруг побледнела.
– Я начинаю думать, – проговорила она трепетным голосом, – что вас привело сюда само Провидение.
Молодой граф в недоумении пожал плечами.
– Держите пари, – сказала она повелительным тоном.
– Но если я буду держать пари, – возразил граф, – и если он проиграет, в чем я теперь не сомневаюсь, я убью его!.."
– Ну и что же, – отвечала Баккара торжественным тоном, – быть может, этот человек заслуживает того.
– Однако, мой друг, – продолжала Баккара, – уже полночь, а улица наша довольно пустынна. Итак, нам пора распроститься.
Она дружески протянула ему руку, позволила поцеловать себя в лоб и проводила молодого графа до садовой калитки, которую сама отворила.
– Я жду вас завтра утром, к завтраку, – сказала она, – приезжайте открыто, на своих лошадях. До свидания.
– Странная женщина, – проговорил граф про себя. – Я явился к ней как отчаянный искатель приключений, а выхожу искренним другом, готовым для нее в огонь и в воду… Неужели я в самом деле люблю ее?..
Баккара возвратилась к себе в будуар и увидела маленькую жидовочку, спящую на кушетке крепким сном.
– Боже, – подумала она, – эта ужасная способность покрыта такою непроницаемостью, в ней столько неопределенного, в ответах этой малютки столько противоречий, что, кажется, я никогда не открою всей истины. Она сказала мне уже, что сэр Вильямс меня ненавидит, что он питает злобу к маркизу, Фернану, Леону и в особенности к своему брату Арману; она мне, наконец, сказала, что есть еще человек, который хочет погубить г-жу Ван-Гоп, и что человека этого зовут Шерубен; но она не открыла мне пути, которым этот отвратительный сэр Вильямс хочет достигнуть осуществления своих коварных замыслов и козней… Боже, дай мне силы разрушить этот лабиринт несчастий!.. Надо, однако, во что бы то ни стало узнать, что может быть общего между таким ангелом, как маркиза Ван-Гоп, и таким мрачным существом, как Шерубен. Де Камбольх дрался с ним, и, узнав это, маркиза чуть не лишилась чувств… Чем это объяснить?.. Я положительно становлюсь в тупик-Баккара подошла к спящей девочке и положила ей руку на лоб.
– Я хочу, чтобы ты видела и говорила, – сказала она вдохновенным голосом.
Оскар де Верни, т. е. господин Шерубен, расставшись с Рокамболем на бульваре, направился к своему дому в улице Пепиньер.
– Я играю в весьма рискованную игру, – говорил он про себя, – если Баккара меня не полюбит, то этот дьявол убьет меня; если же я выиграю это пари, то буду обладать пятьюстами тысячами франков.
При этом лицо его осветилось самодовольной улыбкой.
– Ну, а если мне не позволят держать это пари? – продолжал он, нахмурившись. – Черт возьми! я сделал непростительную глупость, поступив в общество червонных валетов… положим, что у меня не было средств к жизни… Я работаю добросовестно, спрашивается, по какому праву они вмешиваются в мои личные дела и налагают на них запрещение?..
Придя домой, он отворил окно своей маленькой гостиной, выходившее в сад, и начал напевать какую-то арию.
Сквозь деревья виднелся флигель, занимаемый госпожой Маласси. Лишь только Шерубен пропел несколько слов, в окне флигеля показался свет.
Молодой человек тотчас же спустился вниз, прошел через двор и сад и вошел в тихо отворившуюся дверь флигеля. В прихожей было совершенно темно, но маленькая, нежная ручка взяла Шерубена за руку и повела вверх по темной лестнице и затем по коридору, в конце которого наконец открылась дверь. Дверь эта вела в спальню госпожи Маласси, освещенную лишь огнем догоравшего камина.
Шерубен вошел в эту комнату, и дверь тотчас же была тщательно затворена.
– Добрейший господин де Верни, – проговорила вдова, садясь, – вы сделали непростительную ошибку.
– Какую?
– Вы поторопились с выздоровлением.
– Как так?
– В глазах маркизы вы были опасно ранены. Из опасения за ваше здоровье сочувствие ее к вам увеличилось.
– Но разве она знает, что я уже выздоровел?
– Знает: она была здесь.
– Когда?
– Вечером, в пять часов.
– Кто же ей говорил о моем выздоровлении?
– Когда она была здесь, я послала горничную к привратнице – узнать о вашем здоровье.
– Ну и что же?
– Привратница сказала, что вы вышли с господином де Камбольхом, навещавшим вас ежедневно во время болезни, и что вы, должно быть, чувствуете себя хорошо, потому что были очень веселы.
. – А, черт возьми!., это скверно.
– До возвращения горничной маркиза была ужасно расстроена. Но, услышав известие о вас, она вдруг повеселела, и на губах ее заиграла самодовольная улыбка.»