Подводная уральская
Шрифт:
— Сделаю, — пообещал тот. Потом многие шутили, что в памятную дату кок угостил ужином экипаж, а «завтраком» — немцев.
Дело было так. На рассвете Демьяненко услышал шум винтов. Вскоре из-за мыса показался вражеский конвой: три транспорта и девять сторожевиков. Низко над ними появились два воздушных самолета типа «арадо». Высоко в небе кружило еще пять самолетов противника.
Через десять минут лодка развернулась и легла на боевой курс. Хрулев поднял перископ и тут же опустил, крякнув от досады: борт облюбованного им для удара транспорта закрывал сторожевик.
— Ага, второе судно приближается к перекрестию. Какое же расстояние до транспорта? — в раздумье шептал Виктор Николаевич, опуская перископ.
В притихших отсеках время тянулось томительно долго. Сафонову казалось, что лодка маневрирует уже по крайней мере час. Сегодня он будет производить залп. Так сказал старшина команды Руссков. И Сафонов стоял у торпедных аппаратов, замерев и дрожа от нетерпения.
Между тем Хрулев вновь взглянул на море и удивился: окрест бушевала метель, скрыв очертания транспорта.
Но вот мелькнул борт вражеского судна. «Челябинский комсомолец» повернул градусов на десять влево. И наконец в первый отсек полетела долгожданная команда:
— Аппараты — пли!
Бурным горным потоком зашумел в торпедных аппаратах воздух, выталкивая длинные стальные сигары, начиненные взрывчаткой.
— Торпеды вышли! — доложил через несколько секунд в центральный пост Сафонов.
И тотчас поступила команда уходить на глубину. Николай Господченко заполнил цистерну быстрого погружения.
В центральном посту равномерно раздавались доклады боцмана:
— Десять метров, пятнадцать, двадцать…
— Продуть быструю! — командует командир.
Продули.
— Двадцать пять, сорок… — продолжал докладывать боцман.
Лодка наконец остановилась на нужной глубине и, развернувшись, двинулась в направлении, обратном движению конвоя.
Словно эхо разнеслись по отсекам протяжные взрывы: один, второй.
Больше двух часов отрывалась М-105 от преследовавших сторожевиков. Они бомбили на этот раз особенно яростно, у Сафонова не хватило коробка, и он перекладывал спички уже по второму кругу. Вода тугими и сильными ударами остервенело била в борта. Подводный корабль то замирал, когда наверху становилось тихо, то резко отворачивал в сторону, когда глубинные бомбы рвались совсем близко.
Наконец шум винтов стих. Что, сторожевики ушли? Оставили лодку в покое? Как знать? Скорее всего, они затаились, надеясь, что в конце концов подводный корабль даст о себе знать. Однако нервы у противника не выдержали: сторожевики включили двигатель и начали утюжить море, сбрасывая в него очередную порцию глубинных бомб. Оставив один конвойный корабль, сторожевики спешат вдогонку поредевшему конвою. Но на «Малютке» ни в центральном посту, ни в отсеках об этом ничего не знают. Им только позже донесет наш наблюдательный пост, спрятанный на скалистом берегу и видевший, как опускалось под воду с большим дифферентом на нос транспортное судно, и как яростно метались потом противолодочные корабли.
Стало душно. Очень медленно движутся стрелки часов, кажется, что они застыли на месте. Глотнуть бы свежего воздуха, и больше ничего не надо. О, как дорог и необходим сейчас хоть один глоток чистого воздуха!
Тяжело и учащенно дышит Сафонов, Руссков, наоборот, забирает воздух, высоко вздымая грудь. Данченко похож на рыбу, вытащенную на берег: открывает рот широко и медленно.
Командир корабля обходит отсеки. Его встречают вопросительные, а кое-где и умоляющие взгляды: «Когда?»
— Потерпите, — тихо говорит Хрулев. — Скоро.
И тут снова раздались взрывы бомб.
Силы покидали краснофлотцев. У них в глазах плыли красные круги. Голова у каждого налилась свинцом. Хотелось спать…
Владимир Краснов и Александр Гуторов борются со сном. Как рулевым и трюмным, им никак нельзя забыться: вот-вот поступят команды, по которым они должны будут включить электромоторы.
— Надо держаться, — шепчет Краснов. — Слышишь, Саша!
— Держусь, товарищ старшина!
Гуторову вспоминается митинг: состоялся он ровно год назад. Тогда моряки принимали лодку и давали торжественное слово оправдать доверие уральцев, беспощадно бить врага на море. Вот и пробил трудный час. Не первый и, видимо, не последний.
Слипаются у Гуторова веки, и мысли начинают путаться. Но он что-то тихо шепчет, отгоняя сон.
Николай Хомутов, секретарь комсомольской организации экипажа, заменивший Ивана Корчму, который уехал учиться, вместе с новым секретарем партийной организации Василием Дьячковым подбадривают моряков и дружескими взглядами, и теплыми словами, и крепкими рукопожатиями.
Было уже близко к полуночи, когда «Челябинский комсомолец» оторвался от преследования и на малых оборотах пошел в сторону открытого моря. Больше не бомбили. Сторожевик, видимо, ушел догонять свой конвой.
Когда всплыли, Хрулев отдраил люк. Внутрь хлынул свежий поток воздуха, заструился по отсекам. Как только Сафонов отдышался, Руссков требовательно сказал:
— Праздничный ужин за нами.
— Ведь уже ночь…
— Не беда. Засучивай-ка рукава, начнем готовить.
На другой день Совинформбюро сообщило в газетах, что в результате комбинированных торпедно-бомбовых ударов по конвою противника в Баренцевом море потоплены два немецких транспорта общим водоизмещением 10 000 тонн и два сторожевых корабля. Один из этих двух транспортов был пущен на дно уральской «Малюткой».
Первая страница флотской газеты.
Из Челябинска пришли поздравительные письма от рабочих, колхозников, учащихся, прослушавших очерк о родной подводной лодке по радио.
«Гордимся вами, герои… — писала Нюра Смородина. — А моя бригада досрочно выполнила квартальный план выпуска продукции. Будем считать, что победили и вы, и мы».
Теплую весточку послал подводникам Афанасий Черноиванов. Он рассказал о делах на селе.