Подводная уральская
Шрифт:
После доклада акустика «Малютка» не уходит на глубину. Григорий во всяком случае не слышит, чтобы вода, бурля и негодуя, врывалась в цистерны, и воздух со злым шипением уступал ей дорогу. В головных телефонах — монотонная, бесконечная песня моря, старающаяся усыпить, укачать, притупить остроту. Но не тут-то было!
Оставляя позади милю за милей, подводная лодка идет на выполнение боевого задания. Время хода до назначенной позиции — около суток. В пути вряд ли встретится транспорт. Моряки по очереди несут вахту. Одни стоят у механизмов и приборов, другие бодрствуют, третьи отдыхают. Как в карауле.
В дизельном отсеке тепло и уютно.
В узкий люк на переборке с трудом протискивается инженер-механик Голубев.
Он хлопает по дизелю рукой, словно ласкает коня, и спрашивает:
— Ну, как наш «Аркаша»? — такое имя Голубев дал двигателю. — Не капризничает?
— Вроде бы нет. Только вот дрожит уж очень, — произносит Малых. — Видите?
— Дрожит, говорите? Ну, это не от страха, — смеется командир боевой части. — У коня одна лошадиная сила и тот дрожит от нетерпения, когда застоится. А у «Аркаши» лошадиных сил… сколько?
— Пятьсот.
— Правильно. Считай, целый табун несется по степи, стучит копытами, — произносит с усмешкой Голубев, а сам внимательно прислушивается к работе мотора. Голос у «Аркаши» еще не окреп как следует — со временем запоет басом ровно и спокойно. Сейчас же нет-нет да и сфальшивит — надо будет по возвращении еще раз его как следует отрегулировать. В походе сделать это вряд ли удастся. Правда, когда лодка идет под водой, работает не дизель, а электромотор. «Аркаша» в это время отдыхает. Но без особой надобности копаться в дизеле опасно. В любую минуту может поступить команда всплывать и тут уж сразу потребуется его работа.
— Да вы не волнуйтесь, — успокаивает Голубева старшина команды мотористов Панченко. — Вси буде гарно, — переходит он, как и всегда неожиданно, на украинский язык.
Старшина 2-й статьи Сергей Лузовков — третий в моторной группе — сейчас отдыхает на длинном и узком металлическом ящике с инструментом, на котором набросана ветошь. Спит ли он, нет ли, трудно сказать. Но, услышав разговор, открывает глаза, приподнимается, с опаской произносит:
— Вдруг откажет двигатель? Может быть, вернуться? Доложить: так и так, техника, мол, подвела.
Голубев холодно глядит на старшину.
— Вы это серьезно?
— Серьезно, товарищ старший лейтенант.
— Нет оснований для такой тревоги. Пока не выпустим по врагу торпеды, не вернемся.
Панченко и Малых переглядываются и тоже с удивлением смотрят на Лузовкова. С чего это он заныл? Сергея хорошо еще не знают: он прибыл в экипаж недавно. Все больше молчит, о себе лишь сказал, что женат, имеет детей. Никто не спрашивал новичка о семейном положении — не в отделе же кадров происходил разговор, а в экипаже, где жили. Заметили только одно: в поход Лузовков пошел без особого энтузиазма. Когда заправлялись горючим, смазочным маслом, принимали на борт боезапас, он вздыхал. Бывает. Чтобы отогнать от него мрачные думы, Панченко провел беседу по поводу побед подводников-североморцев, вспомнил стихи, напечатанные по этому поводу во флотской газете:
Борьба жестока. Что ни сутки — Корабль со свастикой на дне. Недаром плавают «малютки», И «щуки» рыщут в глубине.И несмотря на все это, — тяжелые вздохи… К чему это?
В первом отсеке значительно тише, чем в дизельном. Здесь можно, как утверждает старшина группы торпедистов Сергей Руссков, свободно заниматься физзарядкой. Правда, еще никто не видел, чтобы он сам занимался укреплением здоровья во время испытаний и перехода в Полярное. Да и в боевом походе старшине не до физических упражнений, некогда. Едва пройдет подготовка к стрельбам, как в тот же миг поступит команда на залп. Руссков на всякий случай еще раз проверяет показания приборов. Потом обращается к коренастому, маленького роста торпедисту Сафонову:
— Ну как, Митя, не укачало?
— Как видишь…
В первом отсеке качка сильнее, чем на корме, не говоря уже о других отсеках. Нос корабля то и дело проваливается куда-то в бездну, потом, приняв удар волны, медленно поднимается, на какое-то время замирает и снова со стоном ухает вниз.
— Пора готовить обед… — говорит Сергей.
Сафонов к тому же и кок. Правда, вначале ему не нравилось это обидное совместительство. Но приказ не обсуждают.
— Есть! — ответил он.
Руссков, когда узнал о попутных обязанностях Дмитрия — обратился к командиру за разъяснением.
— Как же так? Самая что ни на есть боевая команда на лодке, а поручают сугубо мирное занятие — варку щей. Не подорвет ли это авторитет торпедистов?
Хрулев посоветовал коротко:
— Надо вкуснее кормить экипаж. И, само собой разумеется, точно выпускать торпеды, тогда и авторитет не покачнется. Одно другому не мешает. Вы согласны с этим?
Руссков слегка пожал плечами. Но, увидев, как посуровел взгляд командира, кивнул головой.
— То-то же, — сказал Хрулев. — И чтоб без философии, совершенно неуместной в данном случае.
— Есть без философии! — ответил главстаршина, бодро отдав честь и щелкнув каблуками флотских ботинок.
Философией, тем более неуместной, Сергей больше не занимался, однако же на досуге искал причину непонятного, по его мнению, решения. Пришел к такому заключению, что несправедливого в этом, собственно, ничего и нет.
«Конечно же, торпедист — главная фигура в экипаже, — думал Руссков, — и командир, заставляя готовить обеды, отнюдь не ставит это под сомнение. Просто мы заняты меньше, чем другие. Да, от нас во многом зависит успех. Но ведь, чтобы произвести залп, требуется всего мгновение, да на подготовку несколько секунд. Все! Между тем рулевые заняты куда больше — ведут лодку и над водой и под водой. У трюмных тоже дел хватает, у мотористов, электриков тем более».
И Руссков после долгих и ревнивых раздумий согласился, что и на месте командира назначил бы коком торпедиста.
— Не серчай, по очереди будем варить, — сказал главстаршина Сафонову.
До призыва на флот Руссков жил в селе. Любил рыбачить, поохотиться. Вечером булькает на костре уха, жарятся на углях жирные караси — и ничего ему больше не надо. Похлебает густо заправленной лавровым листом и перцем ухи, съест запеченную в горячей золе мягкую, покрытую розовой корочкой картошку, ляжет на спину. В бледном небе слабо мерцают далекие звезды. Где-то ухнет филин и захлопает крыльями. С пугливым писком прошуршит в траве проворная мышь. У берега озера шлепнет хвостом по воде сонная щука.