Подводная уральская
Шрифт:
Советские подводные лодки и морская авиация смело атаковали вражеские транспорты, взяв на себя основную тяжесть борьбы с конвоями. То и дело гремели взрывы. Чтобы уменьшить потери, немцы перенесли свою основную перевалочную базу снабжения в порты Гамерфест и Нарвик. Но это не помогло. Советские лодки отправлялись в длительные боевые походы, искусно преодолевали минные заграждения и топили корабли не только в открытом море, но и в оккупированных гитлеровцами портах.
Шли дни, недели. Экипаж «Челябинского комсомольца» рвался в бой. Но Колышкин говорил: «Поспешишь — людей насмешишь. — И добавлял: — Готовьтесь основательно». Больше
ПЕРВАЯ ПОБЕДА
Апрельской ночью подводная лодка «Челябинский комсомолец» неслышно снялась со швартовых и взяла курс на север. На борту ее находился командир дивизиона капитан 3 ранга Николай Иванович Морозов. «Дед-малюточник» — так его в шутку называли на базе. В Морозове и в самом деле было что-то от деда-мороза, большого, веселого, доброго.
Хрулев, отдавая команды, нет-нет да и поглядывает на него. Однако на невозмутимом лице командира дивизиона трудно что-либо прочесть. Он все больше молчит, будто хочет предложить: «Поступайте, как считаете нужным». Так уж повелось на флоте: в первом походе участвует либо командир дивизиона, либо его заместитель. В таком случае увереннее чувствует себя экипаж, и приказания командира лодки звучат решительнее и, может быть, громче, чем обычно.
Позади остался полуостров Рыбачий. По-прежнему шли в надводном положении, только теперь применяли противолодочный зигзаг, то есть резко отворачивали от курса то в одну, то в другую сторону.
Качка в открытом море заметно усилилась. Волны окатывали пушку, при поворотах клали «Малютку» на борт. Можно уйти на глубину. Там всегда спокойно, как бы ни свирепствовал шторм. Однако не хотелось без особой на то надобности тратить энергию аккумуляторной батареи. Лишний раз всплывать и заряжаться там, под носом врага, вряд ли целесообразно.
Морозов молчанием выражает свое согласие с решением командира. Будь оно неправильным, Морозов подсказал бы: «Нет уж, давайте от греха подальше». Опасно встретиться с вражеской лодкой. Подойдет незаметно, пустит торпеду и… конец! Однако Морозов ничего этого не говорит, он лишь спрашивает:
— Кто наверху?
— Боцман Дьячков, — отвечает Хрулев.
Командиру хочется спросить боцмана: «Как там на вахте, все ли в порядке?», но он заставляет себя не задавать лишних вопросов. К чему они? Зрение у боцмана отличное. Заметил бы что, доложил.
Брызги мелкой дробью стучат по резиновой куртке, и хотя она называется непромокаемой, шерстяной свитер постепенно набухает влагой. Боцман медленно поворачивает голову. Смущают гребни волн — иные похожи на следы торпеды: такие же белые. Вышедший месяц быстро скрылся за темными тучами.
Наступило утро.
«То, что тучи низко плывут над водой — это, пожалуй, и хорошо, — думает Дьячков. — Вражеской авиации помеха».
Тем не менее он нет-нет да и поглядит вверх. А вдруг пойдет бреющим, хотя при такой погоде «Малютку» заметить трудно, однако надо быть готовым ко всему. Как и все старшины и офицеры, кому положено стоять вахту наверху, боцман отлично изучил силуэты вражеских самолетов. Никогда себе не простит, если проворонит стервятника. Время от времени он докладывает в центральный пост, что в море и в воздухе ничего подозрительного не обнаружено. В ответ слышит: «Смотреть в оба!», на что бодро отвечает: «Есть, смотреть в оба!».
Перед тем, как встать на вахту, Дьячков привязался к тумбе перископа тонким стальным тросом, чтобы не слизнула волна. Она, пожалуй, злее, круче тихоокеанской. Служил Дьячков до войны на Тихом, не раз ходил в «автономку» — и на месяц, и даже на два — рекордный срок по тому времени. Осенью сорок первого должен был уйти в запас, ждала его дивчина, весела и пригожа лицом. Звали ее Ольга.
Жил Дьячков до службы в Архангельске. Отец у него умер еще в 1928 году, мать ушла из жизни совсем недавно. Два брата погибли на фронте.
Боцман гонит от себя воспоминания. На вахте нельзя отвлекаться. Промелькнуло недавнее прошлое, кольнуло сердце и ушло. И нет ничего вокруг, кроме пенящихся гребней волн да холодного ветра. И неуютно, одиноко на мостике, да что поделаешь — надо стоять и смотреть в оба, все видеть и обо всем докладывать. Служба!
Дьячков — заместитель секретаря партийной организации. Помимо служебных обязанностей, у него масса других дел, больших и малых. И с народом поговорить, и подбодрить в трудную минуту, и беседу провести: о текущем ли моменте, о положении ли на фронтах. Мало коммунистов пока в экипаже.
Зато комсомольская организация многочисленная. Руководит ею старшина 2-й статьи Иван Корчма. В эту минуту он несет вахту у станции погружения и всплытия.
Акустик Григорий Демьяненко сидит в наушниках с видом сосредоточенным и напряженным, прослушивает море.
Ворчит, бьется море, все заглушая вокруг. Вот послышался свист. Что это? Шум винта? Нет.
Источник — не двигатель и не винт. Григорий уверен в этом. Сколько он прослушал записей различных шумов на тренировках — не счесть. А это… Это похоже на голос касатки. Да нет, пожалуй, другое. Что же тогда? Если гидроакустик и не определил характер постороннего звука, тем не менее он обязан доложить командиру. Демьяненко через переговорное устройство докладывает о постороннем шуме.
— Чей шум? — быстро спрашивает Хрулев.
— Не могу определить, — отвечает Демьяненко.
Эти слова больно бьют по его самолюбию. Хотя в закутке Григорий один, он покраснел. Ему кажется, что и в самом деле он где-то и что-то прошляпил и теперь все укоризненно смотрят на него. «Не могу определить…» За такой ответ акустика не хвалят.
Хрулев какое-то мгновение молчит. Потом все то же переговорное устройство доносит его вопрос, заданный спокойным голосом: «Как сейчас? Шум усиливается? И откуда он?»
— Исчез, — отвечает Демьяненко, зная, что иногда это сообщение для командира хуже, нежели конкретный ответ, где указан и характер звука, и направление, и откуда он идет.
— Слушать внимательно! — раздается голос Хрулева.
— Есть, слушать внимательно! — отчеканил Григорий.
Но ничего тревожного больше не доносилось. Непонятный свист, прорвавшийся сквозь грохот моря и рокот дизеля, исчез.
Лодка делает очередной зигзаг и ложится на курс туда, к берегам Норвегии, где проходят вражеские коммуникации.