Подводная уральская
Шрифт:
— Над нами три катера! — Григорию Демьяненко не удалось скрыть тревогу в голосе.
— Спокойно!
Лодка развернулась на север. За кормой, совсем близко, рванула первая серия бомб, вторая прошлась по правому борту, третья — чуть спереди, слева.
Одна серия бомб громыхнула совсем близко. Демьяненко помотал головой, в ушах у него стоял сплошной звон. С трудом он поднялся, сел, еще плотнее прижал головные телефоны.
При каждом взрыве, и близком, и далеком, торпедист Сафонов откладывал спичку в сторону — так
— Внушительная симфония, — тихо проговорил Руссков, прислушиваясь к бомбометанию. И, взглянув на Сафонова, спросил:
— Коробка?-то хватит?
— Хватит. А не хватит, есть второй.
— Тогда давай считать вместе, — Руссков потянулся было за коробком, однако Дмитрий сердито отмахнулся:
— Не мешай!
Рванула очередная серия. Будто кто молотом ударил по корпусу. Потух свет. Включили аварийный. Хрулев приказал осмотреться в отсеках.
«Малютка» пока избегала прямых попаданий. Однако и близкие разрывы были чрезвычайно опасны.
Время от времени вражеские катера стопорили ход, стараясь дать возможность своим акустикам точнее определить, в каком направлении движется советская лодка, где она находится в данный момент. Но и на «Малютке» тут же выключали электромоторы, и она некоторое время шла по инерции.
На какое-то время и на воде, и под водой наступала тишина. Потом сверху снова доносился шум винтов, и очередная серия глубинных бомб взрывалась то справа, то слева, то по корме. «Челябинский комсомолец» тотчас резко менял курс и глубину. Преследование продолжалось несколько часов. Наконец шумов почти не стало слышно. Хрулев обрадовался: вот-вот должны оторваться.
Он с нетерпением взглянул на часы:
— Ого, сколько времени прошло! Шума, кажется, совсем уже нет, что скажешь, Демьяненко?
Но М-105 всплыла лишь через час… Хрулев приник к окуляру. Горизонт был чист.
Новый, 1944 год экипаж «Челябинского комсомольца» встретил вдали от родных берегов и преподнес фашистам хороший «подарок» — разворотил борт транспорта.
— Ай, да молодцы, — похвалил Колышкин моряков, когда лодка вернулась на базу. — Только так и надо «чокаться» с врагами — торпедами.
Так «чокаться» хотелось чаще. «Малютка» брала с собой всего лишь две торпеды, выстреливая ими одновременно. После каждого залпа приходилось возвращаться на базу, чтобы зарядиться, взять запас горючего, провизии, дать возможность отдохнуть экипажу.
В одну из таких вынужденных пауз Хрулева хотели перевести на большую лодку. Но в штаб бригады вовремя явилась целая делегация с «Челябинского комсомольца» и упросила оставить командира.
— Твоя работа, Виктор Николаевич? — недовольно спросил на утро Колышкин.
— Сами узнали, пошли без разрешения, — ответил Хрулев.
— Ну, а как ты смотришь?
— Оставьте на «Малютке».
— Это почему же?
— Слово я дал уральцам, что буду воевать на ней до полной победы.
— Слово, говоришь?.. Аргумент веский. Они хозяева корабля. Кстати, подарки-то роздали?
— Роздали. Поблагодарили в письме.
Речь шла о подарках, присланных с Урала экипажу «Челябинского комсомольца».
И, неожиданно меняя тему разговора, Колышкин спросил:
— Слышал, сын к тебе приехал?
— Позавчера.
— Сколько ему лет?
— Четырнадцать. Просится в юнги.
— А на какую лодку хотелось бы определить? Кстати, как его звать?
— Валентином.
Хрулев на какое-то время задумался. Лучше было бы его взять к себе, но Колышкин вряд ли согласится. Семейственность, то да се. А какая тут, спрашивается, семейственность — воевать, что называется, бок о бок. Словно отгадав его мысли, командир бригады сказал:
— К себе не проси. Избалуешь.
— Так уж и избалую?
— Не ты — подчиненные. Кто по головке погладит, кто конфеткой угостит. Направим-ка его в дивизион Лунина. Лодки там большие, есть чему поучиться малому. Ну-ну, не обижайся. Есть чему поучиться и у отца. Но…
И Колышкин сделал жест, который говорил: «И рад бы, да не могу. Ты уж извини…»
На другой день Лунин получил письменный приказ командира бригады о зачислении Валентина Хрулева юнгой. Прежде чем назначить паренька в экипаж, командир дивизиона решил побеседовать с ним, попросил, если позволит время, прийти и отца. Время нашлось, и Хрулевы в назначенный час явились к комдиву. Пожимая руку Хрулеву-старшему, Лунин одобрительно взглянул на сына.
— Значит, моряком хочешь стать? В море-то раньше бывал?
— Ходил с папой. До войны еще.
Лунину понравился ответ — короткий и правильный, с точки зрения морской терминологии. Именно ходил, а не плавал. Плавают утки на озере, а военные корабли ходят.
— Расскажи-ка о себе. С какого меридиана прибыл?
— С Урала.
— Откуда именно?
— Из Свердловска.
Лунин потрепал паренька за непокорный вихор и, обращаясь к Хрулеву-старшему, весело проговорил:
— И везет же тебе, Виктор Николаевич! И корабль у тебя уральский, и сын оттуда приехал.
— В эвакуации там был, — пояснил отец.
— Понимаю, — Лунин взглянул на Валентина на этот раз почему-то строго и проговорил, как бы рассуждая сам с собой:
— Так вот и кончается детство. — С минуту помолчав, комдив тихо и тепло промолвил: — Пойдешь на подводную лодку «Ка-двадцать один». Людей там знаю хорошо. Избаловаться тебе, дружочек, не дадут.
В Полярном никого не удивишь морской формой. Но когда через неделю Валька надел тельняшку и бушлат, сшитые на заказ и точно пригнанные по его росту, все поневоле останавливали взгляд на мальчишке: уж очень ладно сидела на нем форма. Вот только ботинки не нашлись по ноге, чуток великоваты.