Подземные куколки
Шрифт:
– Я думала, ты с ней съездишь, – недовольно пробурчала Ксения Матвеевна. Идея поселить дочь в заброшенном доме ей совершенно не нравилась и очень тревожила.
– Не маленькая, сама доберётся и позвонит, – отмахнулась Тоня. – А мне с утра в налоговую надо.
Женька сгребла бумажку с адресом Шульцев со стола, сунула в карман комбинезона. К удивлению матери, она с аппетитом поужинала и принялась вытаскивать вещи из шкафа. На клетчатом покрывале вскоре выросла куча из маечек, кофточек, шорт, джинсов и нижнего белья. Отсортировав эту кучу-малу, она уложила отобранные вещи в спортивную сумку, добавила туда комплект постельного белья.
– Мам, пожалуйста, не говори Миле и Олегу, куда я уехала, как бы они ни просили, – Женька положила свёрнутый вчетверо листок бумаги на стол. – Вот передашь, кому-нибудь из них.
В записке Женька написала лишь одну фразу.
«Отныне вы оба свободны от всех обязательств передо мной, в том числе от дружбы».
Женька выросла в большом дворе, окружённом четырьмя панельными пятиэтажками. К моменту её появления на свет яркая окраска стен поблёкла. Можно только предположить, как выглядели раньше «Подсолнух», «Роза, «Море» и «Туман» – так жители назвали свои дома по основному цвету. «Подсолнух» в котором жила Женька, давно потерял солнечный оттенок, на стенах едва угадывался жёлтый цвет. Пятиэтажки со временем приобрели одинаковый грязно-серый оттенок. Эти дома, построенные в шестьдесят девятом году прошлого века, сдали одновременно и заселили в течение месяца. Большинство квартир получили молодые семьи с детьми, все быстро перезнакомились и подружились. Мать Женьки родилась в семьдесят пятом, двор тогда ещё не стал уютным, деревца едва достигли трёх-четырех метров. На её глазах они набирали силу и рост, превращая голый квадрат земли в подобие сада. С годами тонкие прутики пирамидальных тополей, берёз и лип превратились в исполины, создающие благословенную прохладу жарким летом. Так получилось, что среди жильцов оказалось много неравнодушных и деятельных людей, они не давали двору превратиться в унылое и скучное пространство. Вечерами на спортплощадках устраивались волейбольные и баскетбольные состязания, а в подвальных помещениях работали секции по интересам, имелся даже свой хор. И в трудное время перестройки домовой комитет не забывал вывешивать на большом стенде списки именинников и покупать им скромные подарки. Женька любила свой двор, питала тёплые чувства даже к всезнающим бабушкам, будто приклеенным к лавочкам у подъездов. В этом дворе прошло её детство и юность, здесь под липой впервые поцеловалась с Олегом, здесь же на волейбольной площадке он сделал ей предложение. Она не покидала двор надолго, благо в этом не было необходимости: Женька, несмотря на возражение матери, мечтающей о высшем образовании для дочери, получила профессию электромонтажника в местном училище, потом окончила курсы сварщиков и с восемнадцати лет начала неплохо зарабатывать. Так как она не боялась высоты, то пришла в бригаду, выполняющую монтажные работы на опасных высотных участках. За два года собрала на недорогую иномарку. Права получила шесть месяцев назад, но пока приобрести автомобиль мечты ей не удалось. Зато теперь Женька могла какое-то время побездельничать. Всё утро воскресенья Ксения Матвеевна пыталась отговорить дочь от заселения в заброшенный дом Шульцев, но та осталась непреклонна. Она вызвала такси и в ожидании машины, маячила у окна. Бывшая подружка проживала в «Розе» прямо напротив дома Женьки, но увидеть окна квартиры Милы не получилось бы при всём желании, деревья закрывали обзор. Она усердно следила за входом в подъезд – пока кроме старушек ни Олега, ни Милы поблизости не наблюдалось. Женька очень надеялась, что и не увидит их. Заметив автомобиль с шашечками, торопливо чмокнула мать в щёку, подхватила сумку и выскочила из квартиры.
– Доброе утро, – кивнула она пожилым завсегдатаям скамеек.
Старушки в разнобой поприветствовали Женьку. Она уселась на заднее сиденье такси и назвала адрес. Машина уже выезжала из двора, когда подъезд «Розы» распахнулся, и на крыльцо выбежала Мила. Она замахала руками, прося остановить автомобиль. Женька бросила взгляд на её лицо и быстро отвернулась.
– Притормозить, – поинтересовался водитель. – Там девушка вам машет.
– Не мне. Перепутала с кем-то, – хмуро ответила Женька, устраиваясь на сиденье удобнее.
Она набрала номер бригадира, объяснила, что новый контракт заключать не будет, уезжает по семейным обстоятельствам. Когда вернётся, сообщит. Тот поворчал немного, но потом пожелал ей удачи.
Пока добрались до улицы Садовой в Пролетарском районе города, Женька успела вздремнуть. Ночью она почти не спала, долго ворочалась с боку на бок, сомкнула глаза лишь под утро.
– Сто лет не бывал здесь, – разбудил её голос водителя. – Дальше не поеду, дорога сильно убитая, а у машины низкая посадка, может глушитель оторвать.
Женька расплатилась за поездку, выбралась из такси. Дорога, и правда, представляла жалкое зрелище: сплошь ямы и глубокие выбоины. Улица напоминала деревенскую не только старыми, а вернее старинными домами, но и густой зеленью, тишиной и безлюдьем. Сюда не доходил шум города, а по улицам не сновали прохожие. Женька попыталась разглядеть табличку на ближайшем доме, краска осыпалась, первая буква отсутствовала, едва читалось: адовая два. Она хмыкнула: вот так улица Садовая превратилась в Адовую. Насколько длинна улица не разобрать, дорога метров через восемьсот упиралась в сплошную зелёную стену из деревьев. Там, видимо, располагалось что-то наподобие сквера или парка. А может, улица просто делала поворот. Она побрела по дороге, поглядывая на нумерацию. Женька не особо интересовалась историей города, но знала, что Ростов-на-Дону, разрастаясь, вобрал в себя бывшие села, деревни, станицы и даже небольшой город Нахичевань, стоящий на правом берегу Дона. В Пролетарском районе, куда она сейчас приехала, и находился этот бывший городок. Женька не раз поражалась контрастам Ростова: районы с узкими петляющими улочками, домами возрастом сто пятьдесят, а то и двести лет, соседствовали с современными бетонными высотками. Вот и здесь на Садовой стояли явно старинные постройки. На кирпичном фронтоне приземистого дома ясно читалась дата: одна тысяча восемьсот тридцать восьмой год.
«Бог мой! Дому сто восемьдесят лет!» – удивилась Женька, уважительно посматривая на хорошо сохранившегося каменного старикана.
В Железнодорожном районе Ростова-на-Дону она тоже видела целые улицы с древними домами, но они несколько отличались от домов на Садовой. Хотя, почти все старинные дома возводились из камня и кирпича, имели небольшие оконца и со временем вросли в землю, здесь на этой улице на фасадах имелись необычные элементы декора. Какие-то ромбики, квадратики вокруг окон и по краям фасада. Дом под номером десять выглядел заброшенным, на крыше из позеленевшего шифера зияли дыры, во дворе за сеткой рабицей буйствовали заросли крапивы и чертополоха. Да и стены из кирпича выглядели совсем дряхлыми, казалось, вот-вот рассыплются. Но Женька знала – это лишь видимость. Старый кирпич по крепости мог дать фору современному, гладкому и ровному, хотя и выглядел коряво и не очень красиво. Дом под номером четырнадцать смотрелся весьма странно из-за новых пластиковых окон на старинном фасаде. Они выглядели чужеродным элементом и совсем не украшали дом. Женька переложила тяжёлую сумку в другую руку, кажется, она переборщила с вещами, набрала лишнего. Она обрадовалась цифре восемнадцать на эмалированной табличке, прикреплённой к забору. Почти добрела. Ещё чуть-чуть и дом – Шульцев. Зелёная стена из деревьев приблизилась, но не стала понятнее.
«Если это парк, – решила Женька, – буду там бегать и разминаться».
Возле нужного дома под номером двадцать два росли невысокие платаны, создавая непроницаемую тень. Женька просунула руку сквозь поржавевшие прутья калитки, дёрнула за щеколду. С третьей попытки щеколда поддалась и калитка распахнулась. Густые высокие заросли преграждали дальнейший путь. Среди свежих зелёных кустов лебеды и лопуха виднелся прошлогодний бурьян: засохшие лапы чертополоха, бурые метёлки столетника и плети пырейника.
«Ох, ничего себе!» – хмыкнула Женька, не представляя, как пробраться сквозь заросли к дому.
Поставив сумку, она раздвинула руками мощные стебли лебеды, просунулась в образовавшуюся щель. Тут же ощутила: к одежде и в волосы вцепились колючие шарики репейника. Следующий шаг дался с трудом. Под ногами хрустели стебли сухой травы, царапая тело сквозь тонкую ткань комбинезона.
«Предупреждала ведь Тоня, что двор зарос. Что стоило взять топорик или секатор, – разозлилась на себя Женька.
Ещё шаг и она вывалилась на открытое пространство. Женька в недоумении огляделась: внутри двора бурьяна не имелось. До самого крыльца бывшие клумбы, дорожку из кирпичей затянул цветущий полевой вьюнок или по-простому берёзка. [2] Розовые и белые граммофончики густо усеяли ярко-зелёные плети, создавая нарядный ковёр. Она не слишком разбиралась в биологии, но знала, берёзка не способна сдерживать рост других дикорастущих растений, а тут каким-то образом она отвоевала себе большое пространство, оставив другим травам узкие полоски земли. Бурьян возвышался вдоль забора, закрывая двор с улицы, от соседей с обеих сторон. Женька, будто журавль, поднимала ноги, стараясь не наступать на граммофончики вьюнка, отправилась проверять догадку. Так и есть! За домом узкая полоска бурьяна тянулась дальше. В саду росли четыре дерева, стояла какая-то небольшая постройка и беседка, увитая кустами плетущихся роз. Женька приблизилась к строению с плоской крышей и невысокой трубой. В небольшом мутном оконце метнулась чья-то тень.
2
Берёзка – так называют Полевой вьюнок на Кубани из-за сходства листьев растения с листьями берёзы.
«Для мыши или крысы тень слишком большая», – решила Женька и дёрнула за ручку. Дверь, скрипнув, легко открылась, явив взору предбанник со столом и парой лавок. Крючки на вешалках украшали лишь пара старых шапок из прежде белого войлока, ставшего теперь серо-коричневым. Дверь в парную была приоткрыта, Женька заглянула и туда – никого. В парной слабо пахло плесенью и травами. Полки из светлого дерева выглядели как новенькие. В углу лежали сложенные стопкой эмалированные тазы. А вот железный котёл для воды немного поржавел.