Подземные куколки
Шрифт:
На лице Тони смущение сменилось возмущением, хотя она понимала: племянница назвала её тётей, лишь желая позлить.
– Жень, один поцелуй. Может не стоит рубить с плеча и рвать отношения с Олегом. А я по тебе вижу, именно это ты и собираешься сделать. С кем не бывает…
– Со мной не бывает, – криво усмехнулась Женька. – Тётечка, ты, правда, думаешь: я отмахнусь и тотчас забуду, как целовались Олег и Мила?
Ксения Матвеевна разгладила юбку на коленях, поправила воротничок кофточки.
– Произошло неприятное происшествие. Дочик, нужно жить дальше.
– А я и собираюсь жить дальше, – Женька отбросила чуть вьющиеся влажные волосы за спину: неприятно липли к шее. – Мне надо прийти в себя: не каждый день теряешь и жениха, и подругу одновременно. Необходимо время. Я научусь обходиться без них.
Тоня покачала головой. Высветленные пряди волос аккуратного каре, будто шторка, открыли и закрыли лицо.
– Боишься встретиться с ними? Я бы им такое устроила. Высказала бы всё, что думаю.
Женька подняла брови, ноздри небольшого прямого носа чуть раздулись. На самом деле она не была так спокойна, как хотела показать.
– А смысл? Мне не нужны ни объяснения, ни оправдания. Я их не боюсь, а не желаю видеть. Это совсем другое.
Ксения Матвеевна нахмурилась. Лучше бы дочь буйствовала и ругалась. Обычно оживлённое лицо Женьки сейчас потускнело и выглядело так, будто в её душе погасили огонь.
– Бог с ней со свадьбой. Заберёшь заявление из загса. А я откажусь от платья в ателье, отменю заказ в кафе. Не вешай нос, на твой век женихов хватит.
Тоня сделала страшные глаза: мол, не подливай масла в огонь.
Женька, заметив её мимику, скривила губы. Нижняя более пухлая задрожала.
– Не надо со мной, как с больной. Я хочу побыть одна, куда-нибудь скрыться из этого дома и двора.
– Можно путёвку в санаторий взять, – предложила Тоня.
– Не пойдёт. Хочу тишины и покоя, и чтобы ни одного человека рядом.
Тоня удивилась, в задумчивости подула на чёлку.
– Никогда не могла угадать, как ты поступишь. Предполагала, устроишь войну, а ты отступаешь без боя. Спрячешься, будто виновная.
Женька прикусила нижнюю губу.
– Не подначивай, а лучше подскажи, где найти тихое место.
Ксения Матвеевна подошла к балконной двери. Наступал вечер, жара немного спала, во двор высыпала ребятня. У подъездов, будто вороны на деревьях, на скамейках расселись старушки.
– У нас есть двоюродная сестра, которая живёт в деревне.
Женька закатила глаза.
– С ней придётся общаться, а я не в настроении.
Тоня обрадовано тряхнула идеальным каре.
– А я знаю такое место и уезжать из города не придётся.
Ксения Матвеевна покосилась на младшую сестру, не понимая, что та придумала.
– Дочь, а как же твоя работа?
Женька отмахнулась.
– Я на сдельной оплате, на выполнение каждого заказа заключается контракт. Сообщу бригадиру, что возьму отпуск на неопределённое время. Говори, Тонь.
Антонина походкой манекенщицы прошлась по комнате. Женька невольно оценила усердие тётушки в занятиях фитнесом: сохранилась и тонкая талия, и стройные бёдра.
– Ксюш, помнишь моих институтских друзей? Шульцев, уехавших в Германию семь лет назад?
– И что? – Ксения Матвеевна не понимала, куда сестра клонит.
– Дома на короткой улочке, где они жили, должны были уйти под снос, поэтому Шульцы не смогли продать своё жильё. Но планы наших градостроителей поменялись, про ту улицу попросту забыли – люди сих пор там живут. По просьбе Лены Шульц я недавно ездила к их дому. Двор от калитки зарос бурьяном в человеческий рост, к крыльцу не пройти, но сам дом вроде бы в порядке. Во всяком случае, крыша цела.
– Ты предлагаешь Женьке поселиться в заброшенном доме? – возмутилась Ксения Матвеевна. – Да за столько лет там мышей и крыс немерено расплодилось, а комнаты паутиной заплело. Да я вся изведусь, думая, как там она одна-одинёшенька поживает. Дочь, а почему бы тебе в собственной квартире отпуск не устроить, мы тебя не будем трогать.
Женька грустно заметила.
– Хорошенький отпуск в бетонной коробке, – она почувствовала наваливающуюся на неё усталость и апатию. Физически ничего не делала, но так вымоталась морально, будто тысячу трудных швов сварила на высоте.
– Ксюш, ты забываешь, что твоя дочь уже взрослая. Замуж собиралась. Ой! – Тоня прикусила язык. – Прости, племяшка, вырвалось. Кстати, там и, правда, тишина. Когда я туда приехала, мне показалось, будто в глухой деревне оказалась. Зелень, птички поют, воздух чистый.
– Ещё бы, рядом с той улицей огромное старинное армянское кладбище «Мясникован [1] », похожее на парк. Помню, студентами, мы туда ездили на семейные дворянские склепы смотреть. Жутковатое и мрачное место, – заметила Ксения Матвеевна.
Женька воспряла духом.
– Тоня, мне твоя идея нравится. Буду на свежем воздухе, как в лесу и никуда уезжать не надо.
– Но это далековато от нас, на другом конце города. Даже на такси минут сорок ехать, а на трамвае и вовсе – часа полтора, – расстроилась Ксения Матвеевна. Она привыкла, дочь всегда рядом, когда училась, тоже оставалась дома.
1
«Мясникован» – одно из старых кладбищ города Ростова-на-Дону. Первые захоронения начали производиться в 1749 году.
– Вот и хорошо. Завтра же отправлюсь туда на душевную реабилитацию, – заявила Женька. – Попью чаю и буду сумку собирать.
Тоня потянулась за ручкой.
– Я тебе сейчас адрес дома Шульцев напишу. Лена надеялась, буду приглядывать за домом, пока его не снесут. Первые два года я делала это. Но так как сносить передумали, а ездить мне далеко, перестала смотреть за их жильём. Проберёшься через бурьян к крыльцу, там на первой ступеньке справа плитка поднимается, под ней ключи спрятаны.