Поединок чести
Шрифт:
— А где ваша лошадь, господин рыцарь? — продолжала допрос Женевьева. — Я не думаю, что вы потеряли ее в поединке за честь Софии… по крайней мере, не в рыцарском.
— Жеребец бросился за кобылой, — наконец признался Матьё, — и госпожа София…
— Только не говорите, что она сидела на лошади! — прокричала Женевьева. — Графиня, нужно немедленно отправить всех присутствующих мужчин на поиски. Возможно, она упала с лошади и сейчас лежит где-то в лесу раненая.
— А может, она бродит в поисках дороги, — успокаивала девушку графиня. — Не обязательно, что она получила сильные повреждения. Но в этом лесу легко заблудиться. Поэтому, если господа…
Она не успела отправить рыцарей на поиски. Со стороны тропы, ведущей к поляне, послышались топот копыт и возбужденное ржание. Все еще бешеным галопом, таща за собой разорванные поводья, между деревьями промчалась мулица Грандесса и попыталась укрыться среди других лошадей графини. Один из помощников охотников поймал жеребца, который ее преследовал. Грандесса сразу же успокоилась. Задыхаясь от бега и дрожа, она все же подпустила к себе Женевьеву.
— Ее ноги все исцарапаны, — после беглого осмотра заявила юная альбигойка. — Похоже, она мчалась галопом через кустарники. Это усложняет задачу — нам придется обыскать весь лес.
Графиня кивнула.
Матьё схватил поводья своего жеребца и собирался вскочить в седло.
— Я тут же отправлюсь на поиски! Я найду ее, не беспокойтесь, я…
— Вы ничего этого не будете делать! — перебила его графиня. Она свирепо сверкнула на него глазами. — Но вы поедете в крепость и соберете свои вещи.
— Но ведь я ничего предосудительного не сделал!
Матьё растерянно смотрел на Леонору. Его ожидало наследство, он не был странствующим рыцарем, но изгнание из большого двора… Об этом пойдут слухи, ему нигде не будут рады.
— Мы послушаем, что скажет девочка, — с достоинством ответила Леонора. — Если она еще сможет что-то сказать. Молитесь Богу, чтобы вы не свели ее в могилу, господин рыцарь! И чтобы не произошло ничего, что обесчестило бы вас. Я не стану проявлять милосердие, господин Матьё, равно как и мой супруг, и брат.
По закону изнасилование вело к лишению виновника звания рыцаря, хотя в действительности это правило почти никогда не применялось. Во время войны насилие над женщинами противника было обычным делом. И даже если пьяный рыцарь набрасывался на служанку, никого это не заботило. Но если это касалось подопечной самого хозяина, девушки, находящейся под надзором при крупном дворе, где обязаны были обеспечить ее безопасность…
Если Софию найдут живой, честь Матьё окажется в ее руках.
Леса были обширными, и поиски девушки оказались непростой задачей. Сокольничие и помощники охотников были такими же никчемными следопытами, как и рыцари. К тому же следы копыт маленьких иноходцев дам были очень похожи, так что проследить путь Софии на поляну было почти невозможно. Если не произойдет чудо, девушку не найдут до темноты, а если она ранена, то может не пережить ночь.
Наверно, наибольшее рвение в поиске пропавшей проявлял Фламберт. Юный альбигоец любил Софию. Он попал в плен ее красоты, увидев девушку в первый раз — сияние в ее глазах, робкую улыбку, мягкий голос, — и его восхищали ее благонравие и сдержанность. Для Фламберта не было большего счастья, чем сочинять для Софии песни, однако до сих пор он не решался с их помощью признаться ей в любви. Лучше писать невинные песенки о красоте природы, солнца и звезд, которые девушка могла самостоятельно исполнить. Фламберт сгорал от нетерпения и испытывал наслаждение, когда София доверчиво сидела возле него и слушала его разъяснения относительно нот. Он обучал ее игре на лютне и искренне радовался ее успехам. При этом он прекрасно понимал, что никогда не сможет обладать девушкой — предназначением Фламберта было сражаться и умереть за свою веру.
Разумеется, возможное участие короля Педро в обороне вселяло хоть какую-то надежду. Но, в конечном счете, альбигойцы не могли сопротивляться воле Папы. Им придется принять христианство — если им предоставят такую возможность, чего нельзя было ожидать от Симона де Монфора — или умереть. И Фламберту ни в коем случае не хотелось втягивать в это Софию. Если бы девушка была альбигойкой, он просил бы ее руки, но убедить принять его веру, чего уже несколько месяцев пыталась добиться Женевьева, ему не позволяла совесть. Альбигоец не мог поверить, что такое прекрасное тело, как у Софии, было лишь греховным сосудом для заключенной в него души. Он желал девушке долгой жизни и не мог представить, что Господь затем навсегда проклянет ее.
Но сейчас появилась опасность, что жизнь Софии может оборваться раньше, чем его. Хотел ли Господь наказать его? Хотел ли Он показать ему, каким грешным и безрассудным было его обожание? Фламберт неистово и горячо молился — всей душой и всем сердцем. Он должен был найти Софию! Господь не мог быть таким жестоким.
Он уже четвертый или пятый час бесцельно блуждал по лесу. Уже смеркалось, и надежды Фламберта таяли с каждым шагом его лошади. И тут он внезапно услышал глуховатый лай. Юный рыцарь узнал Линдо, одну из охотничьих собак графини. Животное было любимцем Софии с того момента, как несколько недель назад из-за укуса получило повреждение гортани. София и графиня выходили собаку — вот только ее голос пострадал. Нужно было находиться рядом с Линдо, чтобы услышать ее лай. Побежала ли собака за Софией? Один из охотников вскользь упомянул, что пропала также охотничья собака. Фламберт подумал, что молоденький пес, возможно, заблудился, а затем отправился домой. Однако если это была Линдо…
Он молился, чтобы собака не прекращала лаять, пока он ее не найдет. Юный трубадур обладал прекрасным слухом, ему легко удалось определить местонахождение собаки. Но когда он наконец добрался до собаки, его сердце замерло. Линдо взволнованно прыгала вокруг Софии, которая безжизненно лежала на земле.
— София!
Фламберт соскочил с лошади, подбежал к ней и обнял ее. София не реагировала, но ее тело было теплым, а сердце билось! Из раны на голове текла кровь. Прекрасные волосы Софии слиплись от крови, но она уже засохла, опасности кровотечения не было. Фламберту хотелось встряхнуть девушку, чтобы привести ее в чувство, однако он решил не двигать ее. При ушибах головы лекарь всегда предписывал своим пациентам полный покой. Несомненно, важно было держать Софию в тепле. Юный рыцарь осторожно завернул девушку в свой плащ, чтобы согреть ее. Ему нужно было как-то доставить ее к месту сбора охотников. Оттуда ее могли перенести в крепость на носилках.
Став на ствол поваленного дерева, он с Софией на руках забрался в седло. Лошадь, к счастью, послушно и спокойно пошла шагом, и ему не приходилось натягивать поводья. Фламберт позвал Линдо, которая тут же присоединилась к рыцарю, а затем стал нежно говорить с девушкой, пока его конь искал дорогу. Несмотря на страх за Софию, он был почти счастлив. Это было невероятное наслаждение — держать ее в объятьях, стройную и теплую. Фламберт наклонился, чтобы ощутить ее дыхание, и в конце концов поцеловал ее в бледные щеки, прежде чем место привала охотников появилось в поле зрения.
— Я люблю тебя, София! — прошептал он. — Я готов на все ради тебя!
Разумеется, больше Фламберт не мог ничем помочь девушке, когда оказался в охотничьем обществе. Два рыцаря забрали у него Софию, и графиня сразу же взяла на себя уход за ней. Она била ее по щекам и вливала в рот вино, за чем Женевьева обеспокоенно наблюдала. Наконец девушка повернулась к брату:
— Фламберт, я не знаю, насколько серьезно состояние Софии, но я боюсь, что этого никто не может знать в Тулузе. Мы мало чем можем ей помочь, разве что уложить в постель и ждать, но мне это кажется недостаточным. Однако если ты немедленно отправишься в Монтальбан, лекарь может быть здесь уже завтра к полудню. Если до этого момента ей полегчает — ну что ж, значит, мы зря побеспокоим его. Однако если мы будем ждать, пока ей станет хуже, она может умереть у нас на руках.