Поединок чести
Шрифт:
— В ту ночь мне показалось, что они помирились, — наконец высказал свое мнение Соломон относительно отношений между Софией и Дитмаром. — Да, ситуация, конечно же, непростая. София не может предъявить придворным нового жениха через три дня после смерти Фламберта. Что там с осадными орудиями, господин Абу Хамед? Мы можем как-то улучшить их?
Авраам удивленно поднял брови:
— Разве что улучшить зрение стрелков. Патереллы превосходны, господин Жером де Париж, но люди проявляют к ним мало интереса. Пока у них получается стрелять в толпу, однако если Монфор наконец установит катапульту внизу, — он указал
Ханзи кивнул.
— Этого никто не понимает, — заметил он. — И они не упражняются в стрельбе. Сейчас мы установили одну из патерелл у ворот Монтульё. Оттуда можно стрелять по лагерю Монфора, несколько точных попаданий внесло бы смятение в войско. Но нет, туда мои господа рыцари и не собираются целиться. Это ведь было бы «не по-рыцарски». И если даже они стреляют, то выбирают цель рядом с лагерем. Недавно попали в кучу конского навоза, что действительно не по-рыцарски, я также об этом сожалел.
Авраам вздохнул:
— Тогда нам остается надеяться лишь на чудо.
— Но к нам ведь идет подкрепление!
Ханзи все еще не терял надежды. И действительно, Раймунд, сын графа, приближался к городу со своим войском. Он прорвется через линию осады в Тулузу.
Авраам заметил:
— Но и противник, к сожалению, тоже ждет подкрепление. Граф Суассона идет сюда с новыми отрядами, — Мириам как раз сообщает об этом Раймунду, несмотря на то что вчера небо было затянуто облаками… Небу хвала за моего боязливого священника в свите Монфора. Я опасаюсь, что он может погибнуть в любой момент, ведь я едва не убил его еще в первом сражении, но сейчас он, наверно, стал осторожнее.
— И если граф умен, он сразу отправит гонца к сыну. Тому следует напасть на приближающиеся отряды и по возможности уничтожить всех. Тогда мы избавимся хотя бы от них. — Рюдигер рассеянно водил рукой по деревянной стойке патереллы. В отличие от Ханзи, он не полагался на боевые орудия, а охотней противостоял сопернику в бою. Но высоченная катапульта Монфора внушала ему страх.
— Мы разрушим эту штуковину! — заявил граф Раймунд пару дней спустя, 24 июня, рыцарям, собравшимся в большом зале замка Нарбонны. Его сын вступил в город, и они провели совещание. — У нас нет другого выхода. Если они запустят это орудие, то разрушат стены крепости. И не только их, — они могут подтащить катапульту ближе к городу и уничтожить целый квартал.
— Значит, мы предпримем вылазку? — спросил Рюдигер.
Граф кивнул:
— Уже завтра. Мы нападем на них и подожжем эту штуковину. Да, я знаю, господин Рюдигер, вам хотелось бы выстрелами патерелл раздробить ее на куски. Но давайте смотреть правде в глаза: ваши осадные орудия не попадают в цель. И они стреляют недостаточно далеко, от чего бы это ни зависело. Моя предсказательница также не устает мне твердить, что надо использовать патереллу, но я не могу быть уверенным, что вы решите эту проблему до того, как Монфор начнет стрелять. А он скоро этим займется. Завтра мы покончим с катапультой.
София ожидала на последней ступеньке лестницы, ведущей в кухню. Она укуталась в темную накидку мавританки, но все равно дрожала от страха и волнения. В крепости все были возбуждены, как и всегда перед сражением. Рыцари пили, и большинство
Несмотря на это, София тайком выбралась из комнаты, которую делила с Женевьевой, — та, похоже, этого не заметила. София начинала серьезно беспокоиться за подругу. И, разумеется, она переживала за Дитмара. На следующий день он будет сражаться. Что, если его принесут в крепость, как и Фламберта? Самым сокровенным желанием Софии было еще раз увидеть его до сражения. Но она не могла попрощаться с ним перед рыцарями и девочками. Их любовь принадлежала лишь им одним, София не хотела, чтобы девушки, хихикая, сплетничали об этом, а мужчины отпускали похотливые шуточки. Она надеялась, что Дитмар считает так же.
Она попыталась призвать его силой мысли — и даже не удивилась, когда меньше чем через час он вышел на лестницу. И снова это было настоящее волшебство. Им не нужны были слова. Дитмар подошел к Софии и поцеловал ее, и она ответила на этот поцелуй так, словно это было вполне естественно. Его поцелуй прогнал все ее страхи. Когда она крепко прижималась к нему, все было хорошо. И в эту ночь от него не пахло кровью и высохшим потом. Он ходил в баню. София снова ощутила знакомый запах его тела, а Дитмар зарылся лицом в ее мягкие, гладкие волосы.
— Я хотел бы, чтобы ты полностью принадлежала мне, — прошептал он. — У кого я должен просить твоей руки? У графа?
София вздохнула:
— Тебе ничего не нужно ни у кого просить, я уже твоя. Я твоя с начала времен… Я имею в виду… Женевьева утверждает, что в теле животного может поселиться душа ангела… Возможно, когда-то ты был Адамом, а я Евой.
Дитмар рассмеялся.
— Но мы не позволим, чтобы нас выгнали из этого рая! — заявил он. — Завтра мы разрушим катапульту Монфора и удержим город.
— Этот город и есть наш рай? — засомневалась София.
— Рай — это та земля, по которой ты ступаешь, — нежно произнес Дитмар. — И я буду защищать ее, даже ценой своей жизни.
София отрицательно помотала головой:
— Прошу, только не ценой своей жизни, любимый! Только не это!
На следующий день на небе сияло солнце — погода, идеально подходящая для верховых прогулок или соколиной охоты. Или же поездки обрученных к родителям? София ненадолго замечталась, рассматривая из окна вершины далеких гор. Вместо поля боя перед городской стеной она представляла поросшую травой, испещренную полями равнину. Ее лошадь, пританцовывая, неспешно скакала по лугам и пашням. На Дитмаре, скачущем рядом с ней, была яркая туника, а не доспехи, и ему не следовало быть постоянно начеку, он улыбался ей. Она видела, как его светлые волосы трепал теплый ветер, как и ее покрывало. Когда они спешились, она протянула ему руку, он сжал ее в своей, и они направились к лесу, а затем к горам. Софию радовало все — и тенистая лесная тропа, и скалистые горные перевалы. Ночью она прижмется к Дитмару, и они станут обмениваться любовными клятвами. А через пару недель они прибудут в Лауэнштайн…