Поединок соперниц
Шрифт:
Под утро Хагон принес мне чашу прохладного сидра, и я выпила ее залпом. Завернутый в простыню епископ взглянул на меня равнодушно.
— Одно из двух: ты или ненасытна, или холодна.
— А что предпочтительнее?
— Предпочтительнее? Гм. Пожалуй, нет ничего хуже холодной любовницы.
Про себя я тут же решила, что более никогда не свяжусь с ним. Однако улыбнулась.
— А что же все ваши проповеди — о скромности, умеренности и воздержании?
— О! — он рассмеялся. — О проповедях следует забыть, если хотите сохранить любовника.
Эти слова заставили меня задуматься. Не этим ли была вызвана печаль в глазах Эдгара, когда я требовала прекратить его бесстыдства на ложе? И разве не говорил он, что я холодна? Мой супруг всегда стремился сделать из жены любовницу, а кончилось тем, что любовницу сделал женой.
Епископ Хагон не удерживал меня, да и мне он уже был неинтересен. Однако его слова не выходили у меня из головы.
И знаете, как я поступила? Переодевшись и спрятав лицо под вуалью, я отправилась в один из городских борделей, призвала самую востребованную шлюху (святые великомученики! И за это Эдгар Армстронг ответит в аду!) и, хорошо заплатив, подробно расспросила, что она делает, дабы завлечь мужчин.
Затем я вернулась, велела вымыть себя, переоделась во все чистое и до конца дня даже не смогла притронуться к пище — меня душило отвращение. Однако я уже приняла решение и не собиралась останавливаться на полпути.
В Руан как раз прибыл граф Суррей, и я без колебаний испробовала на этом зануде приобретенные в борделе знания. Проглотив пару кубков мальвазии [106] , я попросту взяла его штурмом — так, как с ходу берут бастиды [107] . Суррей не почувствовал притворства и к исходу ночи валялся у меня в ногах, твердя, как я восхитительна, а затем стал умолять меня отправиться с ним в Святую землю.
106
Мальвазия — сладкое виноградное вино.
107
Бастида — отдельно стоящая сторожевая башня.
Глупец! Я ушла раздраженная.
Оказалось, что обманывать мужчин не составляет ни малейшего труда. Слегка пошевелите бедрами — и они распаляются, перестаньте стыдливо прикрываться — и они становятся ненасытными, взвизгните несколько раз для вида — и всякий станет считать, что он полностью покорил вас. Меня начало это забавлять, и в последующие пару недель я только тем и занималась, что пробовала эти маленькие хитрости то на одном, то на другом придворном. И ни один из них — ни один! — не уличил меня во лжи.
А клюнул бы Эдгар на этот крючок? Пока что самой крупной добычей в силках моей поддельной страстности оказался надменный и самоуверенный Валеран де Мелен, самый могущественный граф Нормандии. Его многие боялись, и даже я, признаюсь, некогда робела перед ним. А оказалось, что и его можно приручить, как бычка, — стоит только застонать под ним да обхватить покрепче ногами.
Граф Валеран был единственным, кто не опасался гнева Генриха Боклерка из-за связи со мной. Но однажды отец все же отправил в его замок сильный отряд конников с предписанием немедленно доставить меня к нему. Де Мелен не осмелился перечить, и меня отправили к королю, а оттуда, после короткого и ледяного по тону разговора, перевезли в женскую обитель в Фекан.
Случилось то, чего я всегда опасалась: меня упрятали в монастырь. Но отец, вероятно, еще не понял, что меня уже ничто не удержит, и спустя неделю я сбежала, написав перед отъездом королю, что направляюсь в Норфолк. На самом же деле я помчалась в Бристоль, к брату Роберту. Уж он сумеет уговорить отца не быть со мной жестоким.
По пути я сделала остановку в Лондоне, где меня приветливо принял Стефан. Он был в отличном расположении духа — возможно, оттого, что пользовался среди лондонцев уважением и поддержкой. Среди его свиты я неожиданно обнаружила одного из своих бывших рыцарей-телохранителей — Геривея Бритто. Наша встреча была оживленной, и в тот же вечер одна из фрейлин проводила в мой покой смуглого бретонца.
— Я никогда и мечтать не мог о подобном, — пробормотал Геривей, откидываясь на подушки и переводя дыхание. — Для нас ты была богиней — прекрасной и недосягаемой. Но почему ты выбрала меня, а не Гуго? Ведь он всегда был твоим любимцем.
Гуго Бигод? Я и не вспоминала о нем и давно потеряла его из виду. Но Геривей Бритто поведал мне, куда запропастился вернейший из моих людей.
— Он отправился в свои владения в Саффолке. Это для всех стало неожиданностью, ведь после смерти старого сэра Роджера Бигода никто не сомневался, что именно Гуго получит должность стюарда двора. Но король почему-то отказался от услуг нашего приятеля. И похоже, что к этому изгнанию приложил руку твой муженек-сакс. Гуго, конечно, всегда был разбойником, но лишить его должности при дворе!.. Сейчас Бигод сидит в своих манорах, ведет себя благонравно и даже женился на подобранной для него королем девице. Для него сейчас важнее всего снова вернуть доверие короля. Но я-то его знаю — он еще найдет способ поквитаться с графом Норфолком!
Что ж, примем к сведению. Однако известие о женитьбе Гуго заставило меня опечалиться. Несмотря на веселый и свободный образ жизни, мною все больше овладевала хандра, но при этом нервы мои были натянуты, как тетива. Ведь вокруг все только и говорили об Эдгаре: то о его дружбе с Найджелом Илийским и лордом д’Обиньи; то о великолепном турнире, который он недавно устроил в Гронвуде — туда съехались все сливки знати, и даже храмовники приняли участие в ристаниях. Или заходила речь о норфолкских лошадях — теперь считалось престижным иметь выведенных Эдгаром скакунов норфолкской породы, а значит, мой супруг день ото дня богател.
На фоне этих пересудов я не преминула потребовать у супруга дополнительных средств на расходы — и получила. С их помощью я сумела откупиться от посланных за мною людей короля и второпях перебраться в Глочестершир.
Роберт пребывал в Бристоле, большом портовом городе, сеньором которого он являлся. Здесь я уже не опасалась людей отца, так как находилась под защитой брата. О, какие пиры, какие конные ристалища, какие охоты устраивал Роберт в мою честь! Поглощенный тем, что супруга Мабель снова готовилась сделать его счастливым отцом, Роберт не вникал в мои беды и лишь обещал похлопотать за меня перед королем, когда отправится к нему в ноябре.
Вместе с тем он обращался со мной чрезвычайно фамильярно — обнимал, шлепал по ягодицам, трепал по щекам, ерошил мои волосы, ломая своими лапищами драгоценные черепаховые заколки. А с утра увлекал на очередную охоту, пикник или пирушку в одном из своих замков. Мы много пили… и однажды, после очередного возлияния, я проснулась с тяжелой головой в его постели. Нагая. Причем лежали мы, сплетясь более чем красноречиво.
Мы оба были невероятно смущены. Что не помешало нам и в следующую ночь заняться тем же. То ли я хотела испытать на Роберте свое новое умение, то ли он и впрямь воспылал ко мне отнюдь не братской страстью, но оттого, что мы впали в этот тяжкий грех, я испытывала некое извращенное удовольствие.