Поединок соперниц
Шрифт:
Мы с Утрэдом плыли по одной из многочисленных проток, воды которой казались стоячими. То слева, то справа от нас из тумана появлялись заросли нависших над водой кустарников, хлюпала вода. Я сидела в лодке, поджав под себя ноги, до самого носа закутавшись в плащ солдата. Утрэд в тумане выглядел нереальным: такой длинный темный силуэт, отталкивающийся шестом, раскачиваясь при этом, точно птица на ветке. Мы оба молчали. И постепенно мне в голову стали лезть всякие страхи. Люди рассказывали, что здесь, среди тростника и осоки, водятся призраки тех, кого затянуло в трясины. Порой мне казалось, что я вижу в тумане их глаза — блуждающие болотные огни. Мне стало не по себе, и, когда неподалеку что-то булькнуло и шлепнулось в воду, я испуганно вскрикнула.
— Это выдра, — пояснил Утрэд.
Приятно было слышать в этой тишине человеческий голос, и я попросила солдата поговорить со мной. Ох, лучше бы я этого не делала! Ибо Утрэд стал рассказывать мне о всяких болотных тварях, о змеях с головами утопленников, о кикиморах, огромных страшных женщинах с зелеными зубами и длинными волосатыми руками, которые высовываются из вод и переворачивают лодки.
Я рассердилась, стала кричать на него. Но он только рассмеялся, сказав, что теперь я хоть очнулась, стала похожей на себя.
Русло ручья расширилось, в него вливались все новые и новые потоки. Я стала даже узнавать местность, да и туман немного рассеялся, а в вышине небо взблескивало звездами, точно невод серебряной рыбкой.
И вдруг я увидела ее — знаменитую кремневую башню Хэрварда, Тауэр-Вейк, мой дом! Величавой громадой она плыла среди прядей тумана, стелившихся над гладью озера, которое со всех сторон окружало остров, где стояла башня. Протока беззвучно влилась в него, глубина возросла, и Утрэд отложил шест, взялся за весла.
Мы двинулись вдоль берега озера, и я ужаснулась. Прежде здесь было большое селение, стояли хижины арендаторов, слышался лай собак, скрип мельничного колеса. Теперь же сквозь туман проступали только обугленные столбы, груды камней — основания очагов, пепелище на месте мельницы.
Мы проплыли вдоль длинной дамбы, по которой только и можно было попасть на остров Тауэр-Вейк сухим путем. И там, у стен черной башни, я увидела огни, людей. Они стояли небольшой группой, размахивали факелами.
Не знаю, может, оттого, что эти люди так любили меня, но в мои редкие визиты сюда я чувствовала, что мой дом именно здесь. И сейчас они обступили меня, радостно приветствовали, пытались поцеловать руки. Они пережили беду, но были счастливы, словно одно мое присутствие могло решить все их проблемы. У меня даже слезы на глаза навернулись: я всегда так чутко ощущала доброту, участие, внимание.
Вскоре я сидела в башне деда, пила теплый травяной отвар и слушала местного рива Цедрика. Этот крепкий коренастый старик был здесь старшим, привык решать многие проблемы и, как я поняла, искал способ уладить дело миром. Поэтому и сердито шикал на своего воинственного сына, когда тот пытался встревать.
— Когда ваш отец, миледи, умирал, — с важностью человека, знающего себе цену, говорил Цедрик, — он допустил большую глупость, поручив вас, да и нас вместе с вами, заботам этого нормандского попа Ансельма. Но его можно понять — кому и быть опекуном, если не главе самой почитаемой в Дэнло обители. Знал бы ваш батюшка, насколько тот властолюбив, жесток и алчен. Но когда аббат прислал к нам своего бешеного пса Уло…
— Чтоб его чума взяла! — не удержался Утрэд.
Старый рив сердито глянул на перебившего его сына, а также покосился туда, где в нише узкого окна всхлипывала его дочь Эйвота. Эйвота, на два года старше меня — ладная и пухленькая, как сдобная булочка, с золотыми как солнце кудрями и огромными синими глазами, невинными, как у ребенка. Но невинностью-то она не отличалась, и поговаривали, что во всем Дэнло не найти второй такой кокетки. Эйвота всегда относилась к мужчинам так мягко и игриво, что, возможно, своей приветливостью и дала этому человеку Ансельма некий повод. Но сейчас, когда наверху стонал ее раненый муж Хродерав, она казалась испуганной и по-настоящему раскаявшейся.
— Что вы думаете предпринять, госпожа? — спросил Цедрик.
Видит Бог, я понятия не имела. Но меня пугала воинственность Утрэда и других мужчин, и я не ведала, как их усмирить. Я надеялась, что мудрый рив сам предложит мне, как лучше уладить дело. И он предложил:
— Миледи, я думаю, вам, как наследнице родовых земель, имеет смысл обратиться с жалобой к самому королю.
Тут я перестала теребить косу и в упор поглядела на него. Итак, зря я надеялась на рива. По сути он был диким человеком и все еще мечтал о старых саксонских вольностях. Неужели же он не понимает, что Генрих Боклерк скорее прислушается к словам всеми уважаемого ученого Ансельма, нежели к лепету несовершеннолетней послушницы, да еще и подопечной аббата? Да и где это видано, чтобы женщина поднимала голос в защиту своих прав?
— А нам говорили, что Генрих Нормандский не жалует церковников, — уныло заметил Цедрик.
Я тоже это слышала. Настоятельница Бриджит не раз сокрушалась по этому поводу. Но все одно — король в последнее время почти не наведывается в Англию, живет за морем, а без защитника, который бы проводил меня к его величеству и взялся отстаивать мои права, не имеет смысла и пытаться.
— Вот-вот, — вдруг оживился Цедрик. — Вам нужен такой сильный мужчина в качестве покровителя. И разве в Дэнло не найдется ни одного доброго саксонского тана, чтобы замолвить слово за внучку славного Хэрварда?
Они все оживились, загалдели. Я не могла понять, что их так воодушевило, пока Цедрик не пояснил. Они хотят, чтобы я пошла к какому-нибудь благородному саксу и попросила у него защиты. И мне пришлось объяснять им, что эта защита будет законной, только если мой новый опекун выкупит право на меня у короля. А кто сможет тягаться с таким богачом, как Ансельм?
— Что, если вы обратитесь к благородному Бранду сыну Орма? — заметил кто-то. — Он элдерман [39] среди саксов и очень состоятельный человек.
39
Элдерман — глава местной знати.
Мы с Цедриком переглянулись. Пусть Бранд и богат, но он в свое время слишком часто восставал против короля и его вряд ли захотят слушать. Если же попросить защиты у нормандских вельмож…
— Ну это все равно что отдать нашу красавицу, как ягненка волкам, — проворчала старая Труда, жена Цедрика, и рив кивнул.
— Да уж… Это как из огня да в полымя. Но что вы, леди Гита, красавица — тут Труда права.
Он хитро прищурился.
— Красавица, хозяйка земель, да еще и внучка славного Хэрварда. Разве это плохое приданое? Что, если вам, миледи, выйти замуж? Тут уж и у Ансельма руки до вас не дотянутся.