Поединок в «Приюте отшельника»
Шрифт:
— Потрясающе! Интересно, а я могу рассчитывать на эту награду?
— Почему бы и нет?
— Я сейчас же ее поздравлю. — Джина потянулась к трубке, но Жюли остановила ее.
— Не стоит. Официально о награждении пока не объявляли. И не проговоритесь, что узнали от меня. Вы с Глорией подруги, вот я и… Пусть слухи сделают свое дело.
Час спустя любопытство обитателей «Приюта» разогрелось до нужного градуса. Жюли с Глорией мирно беседовали, предаваясь воспоминаниям о былых триумфах. Глория лежала в шезлонге и подпиливала ногти. Когда раздался звонок телефона, она вздрогнула и схватила трубку.
«Началось», — подумала Жюли и встала, но сестра не дала ей уйти.
— Останься,
Она прижала трубку к груди, пытаясь отдышаться.
— Знаешь, что она сказала, Жюли? Я… Меня… Свершилось!
— Прошу тебя, успокойся. Дай мне трубку, я сама поговорю с Кейт.
У Глории дрожат руки, глаза смотрят в одну точку, она словно бы не слышит слов Жюли.
— Алло… Извините, дорогая… Это невероятно… От кого вы узнали? От Памелы? А она? Из «Фигаро»? Она сама прочла? Нет?.. Так, может… Муж Симоны? Ну тогда конечно… Слава богу, я было решила, что это дурная шутка ведьмы Монтано… Спасибо, — у нее срывается голос. — Спасибо. Смешно так волноваться, но… Алло, я вас не слышу. Наверное, помехи… или в ушах звенит. Что? Вы считаете, что в моем лице хотели отметить старейшину?.. Старейшину и лучшую из лучших, да, понимаю… Спасибо, дорогая Кейт. Я глубоко потрясена. Сейчас сестра даст мне капли. Обнимаю вас…
Глория положила трубку и уронила голову на подушку.
— Выпей, — сказала Жюли. — Помнишь, что говорил доктор Приёр?
Та проглотила капли и вернула рюмку Жюли.
— Ты тоже ужасно выглядишь. Конечно, подобная новость кого угодно собьет с ног. Важен не орден, а сам факт награждения. Я приколю его на синий пиджак. Красное на синем… Будет красиво, как ты считаешь?
Глория хлопнула в ладоши и резко поднялась — сама, без помощи Жюли — и, подойдя к колыбели, нежно, как молодая мать, взяла в руки скрипку и отсалютовала смычком, как шпагой… «За Монтано». Она заиграла «Гимн солнцу» Римского-Корсакова — впервые за очень долгое время. Глория каждый день настраивала инструмент, беседовала с ним тихим голосом и… фальшивила. Старые пальцы слушались плохо, но в своем воображении она слышала музыку былых времен, и ее лицо выражало чистый восторг.
Жюли выскользнула за дверь и, согнувшись пополам от боли, вернулась к себе. Она была совершенно обессилена и ничего не понимала. Она слышала разговор, не сомневалась в том, какое действие он окажет на Глорию, но забыла, как сильна их «порода». Кузен Майёль дожил до девяноста восьми лет, прабабка — до ста одного года. О членах семьи Майёль частенько говорили: «Их проще убить, чем…» Радостный сюрприз не только не убил Глорию — он ее взбодрил. Если бы не Джина, все могло бы пойти по-другому. А теперь… Она едва не произнесла вслух: «Все придется начинать сначала», но сдержалась. Жюли умела отправлять «неудобные мысли» в дальний уголок мозга, где они превращались во вполне благопристойные намерения. Глория счастлива, а она, Жюли, одержима ревностью, завистью и злобой. Она — вечная неудачница, «несчастная идиотка», «жалкая калека». Она никого не обвиняет, но имеет право защищаться.
Жюли закурила, но у сигареты оказался привкус лекарства. Появилась Кларисса — ей требовались распоряжения насчет обеда.
— Чай и гренки, я не голодна. Чем занята Глория?
— Разговаривает по телефону — звонит подругам, они звонят ей. Подобный переполох может наделать бед.
— Тебе показалась, что она хуже выглядит?
— Да. Руки дрожат. Голос дрожит. Кажется, только тронь, и искры полетят.
— А что у Джины?
— Тишина. Мсье Хольц поливает сад, мадам Монтано читает журналы на галерее.
— Ладно… Можешь идти, мне больше ничего не нужно.
«Приют
Гостьи Глории регулярно «доносили» ей новости, от чего у нее все время повышалось давление. Она пребывала в состоянии радостного предвкушения и была очень возбуждена.
— Я не чувствовала ничего подобного со времен первого причастия! Сама узнаешь, когда придет твой черед.
Жюли молчала, стиснув зубы, а вечером, когда обитатели «Приюта отшельника» укладывались спать, шла в парк и строила планы наедине с собственной тенью. Главный результат достигнут. Джина стала крошечной дозой мышьяка, постепенно, день за днем, отравляющей Глорию. Это Жюли понимала совершенно отчетливо. Но проблема не решена. Как спровоцировать фатальный приступ? До конца июля осталась одна неделя… Способ существует, даже два способа, но второй потребует больше времени, а первый ненадежен. Жюли посетила хирурга, он долго ее расспрашивал, попросил показать место, которое при надавливании отзывалось болью, еще раз просмотрел снимки и пропальпировал ее худенькое, как у девочки, тело.
— Когда возникает боль? После еды? Когда лежите? Или при ходьбе?
Жюли не решилась ответить: «Рядом с сестрой», кроме того, она прекрасно понимала, что вопросы врач задает лишь для того, чтобы подбодрить ее. Время надежды истекло.
— В прошлый раз вы выглядели лучше.
— Я должна дотянуть до первого ноября, доктор.
— Что за нелепый разговор! Вы проживете гораздо дольше.
— Как я узнаю, что конец совсем близок?
— Не терзайте себя мрачными мыслями.
— Вы не ответили.
— Ну что же, если вы настаиваете… Когда появится резкая боль в спине, сразу вызывайте меня, и я вами займусь. Не злоупотребляйте поездками на катере, это вас утомляет.
Перед тем как вернуться в «Приют отшельника», Жюли сделала несколько телефонных звонков. В катере она мирно дремала, как человек, закончивший трудное дело.
На следующее утро ей позвонила до крайности возбужденная Глория.
— Тебе известно, что происходит?.. Я только что разговаривала с мадам Жансон. К нам приехала команда телевизионщиков из Марселя. Она решила, что их вызвала я, и выразила неудовольствие. Я переадресовала ее к Монтано. Эта интриганка решила дать интервью.
— Я ничего не знала.
— Можешь зайти ко мне? Я сейчас лопну от злости…
— Оденусь и буду.
Торопиться Жюли не стала. Пусть интрига вызреет. Через пять минут Глория позвонила снова.
— Нахалка клянется, что она ни при чем, мадам Жансон в ярости. Телевизионщиков пятеро, они притащили чертову прорву оборудования, а репортер — он у них главный — заявил, что их послали снять столетнюю даму. Узнав, что нас таких две, болван расхохотался. Мадам Жансон готова была выставить его за дверь, забыв, что мы на острове. Мне только этого не хватало.