Поединок. Выпуск 13
Шрифт:
— Это звучит ободряюще. А если серьезно, зачем я вам понадобилась?
— Небольшая просьба. Постарайтесь вспомнить, как вы провели последние три-четыре дня. Скажем, с того вечера, когда были в гостях у Невзоровых. Постарайтесь вспомнить разговоры, события, факты. И будем откровенны, ладно? Обещаю, что все тайны сохраню в себе навечно.
— Какие тайны? Мы же взрослые люди. Ладно, постараюсь, хотя и не понимаю, зачем это нужно.
— Поверьте, нужно.
— В гости мы эти попали случайно. Просто встретились на улице. Какой-то старый приятель Тосика, живет на Севере. Пришли. Он попросил сходить в магазин. Я за тортом пошла, Тосик за вином. Потом посидели, потрепались, пошли по домам.
— Но вы не к себе?
—
— Не обратили внимания, Монахов обещал познакомить Невзорова с каким-то человеком, который все может достать?
— Еще как обратила. Сама хотела примазаться, но Слава сказал, что меня познакомит позже. Сперва своего друга. Он вроде даже ему по телефону вечером звонил и просил утром подскочить. Но точно не скажу. У них телефон в прихожей стоит.
— А что Невзоров просил?
— Чеки в «Березку», они с женой там одеться хотели. Еще насчет видика был разговор.
— Насчет чего?
— Видеоаппаратуры.
— Это же дорогая штука.
— Ну и что? Северный человек может себе позволить.
Лукоянов подумал, что зря он, пожалуй, поручил Соловьеву разрабатывать этого «доставалу». Самому надо было ехать искать его, и немедленно. Теперь Соловьева не отловишь, а надо бы с ним переговорить. Придется через дежурного связываться.
Марина Борисовна между тем честно рассказывала о последующих событиях. Утром они с Тосиком поехали на работу. Вместе пообедали. После работы она отправилась домой, потому что у Вишина оказались срочные дела. Нужно было везти в ремонт тачку. Он недавно купил восьмую модель «Жигулей», очень радовался. Но ему помяли крыло. Переживал, просто ужас! Еще к какому-то приятелю должен был заскочить, поскольку давно обещал. На следующий день снова работа. Вечером были в ресторане, ужинали. Ну а потом, как вы уже знаете, я поехала к подруге. Больше вроде никаких событий не происходило.
— Спасибо, Марина Борисовна, — стараясь быть любезным, сказал Лукоянов. — Вы мне очень помогли.
— Почла своим долгом.
Лукоянов поднялся и, прощаясь, попросил:
— Наверное, не стоит вашим коллегам сообщать о нашем разговоре. Скажите, что я просто очередной поклонник, ладно? Просил телефончик, и вы мне его дали.
— Вообще-то поклонники обычно не спешат меня покидать. Но раз вам, я вижу, не терпится, помогу еще раз. Не ходите через проходную, долго. Здесь, за складом, есть здоровенная дыра в заборе. Вылезете прямо к автобусной остановке. Мы ею иногда пользуемся.
Кузнецова пошла от скамейки не спеша. У двери оглянулась, помахала рукой. В окнах застыли равнодушные лица патентоведов. Лукоянов успел подумать, что молодость, красота и впридачу ум — это слишком много для одной, даже современной женщины. Но дальше размышлять на эту тему уже не стал, поскольку действительно торопился.
В отделении выяснилось, что спешил напрасно. Соловьев дежурному пока не звонил и никак не проявлялся. Забрав папку с материалами, которые для него передали из научно-технического отдела, Лукоянов поднялся к себе. В кабинете было пусто и скучно. Он разложил на столе документы, стал их рассматривать. В это время зашел Кротов, спросил, как идут дела. Выслушав, одобрил проделанную работу и сказал, чтобы активнее разрабатывали «доставалу». Лукоянов молча кивнул головой, он и сам так думал.
Телефон молчал. За окном уже сгущался вечер, а Соловьев не подавал признаков жизни. Дмитрий пытался изучать полученные материалы, думать о них серьезно и аналитично, как их учили в высшей школе милиции, а в голову лезла какая-то ерунда. Точка, точка, два крючочка... Тучки-кочки переплыли летчика... Точка, кочка, жвачка... тачка. Тут он остановился и заставил себя еще раз повнимательнее посмотреть на лежащие перед ним листы. Что-то там замелькало на глянцевой бумаге, какой-то кроссвордик вырисовывался.
В это время зазвонил телефон, оглушающе резко. Дмитрий схватил трубку. Соловьева слышно было так плохо, будто говорил он не с окраины города, а из другой галактики. Но Лукоянов все-таки понял, что «доставалу» лейтенант нашел, хотя и с трудом. Оказался им некто Гребнев, слесарь со станции автотехобслуживания. Ранее судимый за мошенничество и спекуляцию. Это Соловьев успел выяснить в отделении милиции по месту его жительства. На работе Гребнева сегодня нет, не его смена. Дома тоже нет.
Лукоянов сказал, чтобы лейтенант завтра рано утром прямо к началу работы ехал на станцию обслуживания. Если что-то там не заладится, пусть звонит ему или связывается через дежурного. Сказал, что Кротов придает Гребневу особое значение.
Беседа с Соловьевым внесла в ситуацию какую-то ясность. С этим ощущением Лукоянов и покинул отделение, предупредив дежурного, чтобы тщательно фиксировались все сообщения от Соловьева, если они будут поступать.
Однако утро смешало все ранее намеченные планы. День у Лукоянова пошел кувырком. Ему пришлось побывать в нескольких учреждениях, побеседовать с добрым десятком людей, просмотреть кучу бумаг и документов. Очень длинным оказался этот день и очень плотным. Среди множества событий, его составлявших, не осталось места только для одного — обеда. Лукоянов вспомнил об этом лишь вечером и очень пожалел, что такая замечательная мысль не посетила его значительно раньше. Хотя его посещали разные другие мысли, как ему теперь казалось, вполне достойные. Во всяком случае, он был доволен ими и отчасти доволен собой. Дмитрий сидел на скамейке, смотрел на догорающий в светло-зеленом весеннем небе закат и невнимательно слушал рассказ Соловьева об особенностях психологии терьеристых собак. Дома у лейтенанта жил огромный черный пес по кличке Черик. Лукоянов видел его один раз, но запомнил навсегда. Как-то, сменившись с дежурства, в полной форме, он заскочил к товарищу по делу. Пес встретил гостя в передней, внимательно осмотрел и удалился в комнату. А Дмитрий с Соловьевым прошли на кухню выпить по чашке кофе и поговорить. Неожиданно дверь отворилась, и вошел Черик. В зубах он нес широкую ленту, густо увешанную медалями, значками и жетонами, полученными на различных выставках. Черик положил ее у ног Лукоянова и еще раз внимательно посмотрел на его мундир, где одиноко поблескивал значок спортивного разряда. Было очень смешно. Этого старший лейтенант забыть, конечно, не мог.
Соловьев как раз подошел к сложному вопросу о чувстве собственного достоинства у черных терьеров, как на дорожке, ведущей к дому, показался наконец тот, кого они ждали. Лукоянов подождал, когда человек поравняется с ними, и поднялся навстречу.
— Добрый вечер, Антон Михайлович!
— Добрый. Вы что же, здесь гуляете?
— Вас поджидаем. Хотели еще раз побеседовать.
— В таком случае милости прошу, — Вишин жестом показал на дом.
В подъезде к ним присоединился участковый инспектор, на этаже — остальная группа.
— Не много ли работников милиции на одного кандидата наук? — спросил Вишин, открывая дверь в квартиру.
— Ровно столько, сколько необходимо. Вот постановление о производстве обыска, — Лукоянов передал ему бумагу и, обратившись к участковому инспектору, попросил пригласить понятых.
Вишин прошел в комнату, сел к столу, внимательно прочитал постановление, отложил его в сторону.
— Что-то я не очень понимаю...
— Оставьте, Антон Михайлович, все вы прекрасно понимаете. И не тешьте себя иллюзиями, что совершили прекрасно организованную и подготовленную кражу века. Обычное вульгарное воровство. Хотите скажу, сколько у вас осталось от похищенной суммы, — Лукоянов достал блокнот, посмотрел записи. — Около семи тысяч рублей. На несколько десятков могу ошибиться, поскольку не знаю точно, во что обошелся ужин в «Праге».