Поэтика. История литературы. Кино.
Шрифт:
Уже Тургенев заметил соответствие творчества Тютчева с его жизнью; все его стихи не сочинены, но кажутся написанными на случай, как того хотел Гете [921] . Не воплощение поэтического, а поэтическое переживание составляет основу его творчества, и величайшей заслугой Жуковского он считал, что "душа его возвысилась до строю, он стройно жил, он стройно пел" [922] . Несомненно, в стихах Тютчева — самая надежная поэтическая летопись его интимной жизни.
921
И. С. Тургенев. Несколько слов о стихотворениях Ф. И. Тютчева (И. С. Тургенев. Полное собр. соч. и писем в двадцати восьми томах. Соч., т. V. М.-Л., 1963, стр. 424).
922
Из
И стихотворение "Не верь, не верь поэту, дева…", конечно, вовсе не есть ответ на отвлеченную тему о любви и творчестве, а содержит действительное обращение к деве, говорит о реальном поэте. Самая страстность тона (в повторениях первой строки; в антитезе: "пуще пламенного гнева страшись поэтовой любви!") исключает возможность видеть в этом произведении нечто сочиненное, род Conventionellyrik.
Обратим внимание на 4-ю строфу [923] :
Вотще поносит или хвалит Поэта суетный народ… Он не змиею сердце жалит, Но, как пчела, его сосет.923
Тынянов цитирует стихотворение по изд. 1854 или 1868 г. В «Современнике», текст которого в наиболее авторитетном издании принят как основной, вторая строка читается иначе: "Его бессмысленный народ" (Лирика I, 99, 376).
Именно в любви к графине Ботмер у Гейне доминировал момент артистический; любовь как бы давала новый материал его поэтическим переживаниям — вспомним, что большая часть сборника "Новая весна" написана для композиций Метфесселя.
Итак, может быть, не будет слишком большою смелостью предположить, что стихи эти обращены к свояченице Тютчева графине Ботмер и написаны они по поводу ее увлечения Генрихом Гейне; предположение это может быть подкреплено или опровергнуто только прочно установленной хронологией стихотворения.
В июле 1828 года Гейне уехал в Италию; в Италии он узнал новые встречи; параллелизм выдержан последовательно до конца: тема итальянского июля ("Путешествие от Мюнхена до Генуи") повторяет ряд мотивов "Новой весны", но в сгущенных, передержанных тонах: лирическая тема весенней любви сменяется темой любви чувственной, летней. Символика цветов также более насыщенна; параллелизм уступает место иллюзорности — в сне о похоронах розы, раздавленной при объятиях (реализация контурного мотива "Новой весны"). Вскоре наступает осень; смерть отца вызывает Гейне из Италии [924] и надолго угнетает; начинаются литературные дрязги, вызванные полемикой с Платеном; Гейне вынужден снова жить в «проклятом» Гамбурге; здесь он старается рассеяться. Весною 1830 года, усталый от невеселого гамбургского веселья, больной, Гейне уединяется в сельскую местность Вандсбек, где снова начинается его оживленная литературная деятельность; в странном, но у Гейне понятном сочетании идут занятия Библией и историей французской революции. "Как есть птицы, которые предчувствуют всякую революцию в природе, как грозу, наводнение и т. д., так есть и люди, у которых при этом душа бывает оглушена, расслаблена и как-то странно цепенеет. Так объясняю я себе свое состояние в этом году, до конца июля. Я чувствовал себя свежим и здоровым, но не мог заниматься ничем другим, как только историей революции, день и ночь <…> И когда пришло известие о Великой неделе, мне казалось, что это понятно само собою, что это лишь продолжение моих занятий". [Н. Heines Briefwechsel, Bd. I, S. 627 (d. 19. November 1830, an Varnhagen von Ense).]
924
На самом деле из Италии Гейне выезжает, лишь узнав о болезни отца (конец ноября); весть о его смерти доходит до него только в Вюрцбурге 27 декабря 1828 г. (F. Mende. Heine-Chronik, S. 72).
В Вандсбеке Гейне прожил весну 1830 года, "среди мемуаров о революции и начинающих зеленеть деревьев".
В этом уединении, только изредка прерывавшемся приездами Лаубе или Левальда, его совершенно неожиданно посетили Тютчевы по пути в Россию; Тютчевы (Федор Иванович, его жена и свояченица) нарочно завернули в Вандсбек, чтобы повидать его. Что-то, по-видимому, отравило радость этого свидания, какая-то неловкость возникла между ранее близкими людьми; воспоминание Гейне об этой встрече (в письме к Фарнгагену от 11 июня) проникнуто чувством досады на себя, тайной жалостью к другу. Он обвиняет себя в мелочной вражде ко всему, что пахнет знатью: "И милая приятельница, которую я люблю, как собственную душу, должна была выслушать от меня много воркотни, исключительно потому, что она ганноверская графиня и роковым образом принадлежит к дворянскому роду. Это уже болезнь, болезнь, которой я должен стыдиться. Ибо, например, эта моя приятельница (не знаю, зачем мне замалчивать ее имя, — Тютчев, его жена и свояченица с трогательной любезностью посетили меня здесь по пути в Петербург), эта приятельница утешила меня в горе, которым я обязан самой плебейской каналье (меня удручают домашние неприятности) ". [Ib., S. 612.]
Стихотворение, написанное в Вандсбеке, — это то 31-е стихотворение сборника "Новая весна", о котором мы уже упоминали [925] . Сидя вдвоем с возлюбленной под цветущей липой, поэт хотел бы, чтобы холодный северный ветер намел внезапно белый снежный сугроб и чтобы они, укрытые шубой, в пестро расписанных санях, со звоном колокольчиков, пощелкивая бичом, скользили по рекам и полям. Заключать из этого стихотворения, как делают некоторые биографы, что Гейне собирался ехать с графиней в Россию, конечно, не следует. С гораздо большим правом можно отметить, что в деталях санной езды отражены рассказы Тютчева.
925
См. прим. 76.
Гейне больше не встречался с Тютчевыми [926] .
Но, подобно тому как он не забывал мюнхенских обид, он долго помнит о своих мюнхенских друзьях, и в особенности о Тютчевых. Уже захваченный парижской жизнью, в конце 1832 года, он наказывает своему другу Гиллеру, едущему в Мюнхен: "Спросите (у Линднера), в Мюнхене ли еще Тютчевы и что они поделывают. Не забудьте об этом". [H. Heines Briefwechsel, Bd. II, S. 26.] В письме от того же года к Тиршу он сожалеет, что вряд ли снова удастся побывать в Мюнхене. [Ib., S. 17.]
926
Cм. прим. 93.
Перечислим случаи, когда поэты могли узнать и расспросить друг о друге, вернее — русские связи Гейне. Живым посредником между ними мог быть Макс Гейне, занимавший в Петербурге довольно важный пост лейб-медика, вращавшийся в среде видного чиновничества; по своим журнальным занятиям он соприкасался и с литературной петербургской средой (впрочем, специфически немецким ее кругом), а брак с вдовой лейб-медика Арендта ввел его и в аристократическое общество; все же мы ничего положительного не знаем о сношениях Макса с Тютчевым.
В 30-х — 40-х годах Гейне был знаком со многими парижскими дипломатами, в том числе и с русским посланником графом Паленом, оказавшим ему важные услуги сообщением ценных данных, освещающих дамасское дело [Ib., S. 89 (d. 23. November 1835, an H. Laube). См. также «Lutecia», ч. I, гл. VII]. В 40-х же годах Гейне встретился в Париже у Леве-Веймара с Ал. Ив. Тургеневым; но Гейне был, по-видимому, с ним мало откровенен, что немного обидело "маленького Гримма".
В 1843 году Гейне встретил в Париже петербургского приятеля Макса, Н. И. Греча; Греч много рассказывал ему о Максе и матери Гейне, с которою он также был знаком и незадолго до того виделся [927] . Гейне мог, конечно, у Греча узнать про Тютчевых.
927
В мае 1841 г. Об этой встрече Н. И. Греч рассказал в своих "Письмах с дороги по Германии, Швейцарии и Италии" (т. I. СПб., 1843, стр. 15).
В том же году на пути в Мюнхен Тютчев останавливался в Берлине у общего их друга Фарнгагена; в 1843 же году Тютчев был в Париже [928] ; вторично был он в Париже в 1853 году, но Гейне не посетил [929] .
Кроме того, по свидетельству Макса, впрочем нигде не подтвержденному, Гейне во время его болезни посещали неоднократно "русские дамы, которые в России пользуются большим уважением и весом". [Maximilian Heine. Errinnerungen an Heinrich Heine und seine Familie. Berlin, 1868, S. 98.]
928
Тютчев был в Париже в 1824 г. (Г. Чулков. Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева, стр. 63).
929
Тютчев навестил Гейне в Париже в 1853 г. См.: К. А. Varnhagen von Ense. Tagebucher. Bd. X, S. 323. А. О. Смирнова-Россет. Автобиография. М., 1931, стр. 332.