Поэты 1820-1830-х годов. Том 2

Тимофеев Алексей Васильевич

2. ИМПРОВИЗАЦИЯ I ("К чему? Как будто вдохновенье…")

К чему? Как будто вдохновенье Полюбит заданный предмет! Как будто истинный поэт Продаст свое воображенье! Я раб, поденщик, я торгаш! Я должен, грешник, вам за злато, За сребреник ничтожный ваш Платить божественною платой! Я должен божью благодать Пред недостойными ушами, Как дар продажный, расточать Богохуливыми устами! Погибни, златодушный мир, Высоких помыслов пустыня! Не сребролюбия ль кумир Твоя единая святыня? Не мзда ли — царь в твоей земле? Пред распаленными очами Не гидра ль движется во мгле Бесчисленными головами И жаждет мзды за пенязь свой? Смотрите, взор их златом блещет, Грудь сребролюбием трепещет, Уста курятся клеветой. И вам ли слушать песнопенья?.. Прочь, дети смрадные греха! Для

торгашей нет вдохновенья, Нет ни единого стиха!

3. ИМПРОВИЗАЦИЯ II ("Простите, люди: сердцу больно…")

Простите, люди: сердцу больно Утратить счастье многих лет, Нарушить жертвой добровольной Души торжественный обет. Я расскажу вам, — были годы, Душа невинностью цвела, Два дара гордо берегла — Дар вдохновений и свободы. Свободный стих звучал шутя, Шутя играло вдохновенье; Из сновиденья в сновиденье Летало божие дитя. Везде простор, везде приволье; Жизнь была чудно хороша!.. И крепла вольная душа, Как дикий лев на дикой воле. День счастия ничтожно мал, Путь независимости тесен. Я шел вперед, бледнел, страдал, Но никогда не торговал Богатством сладкозвучных песен. Теперь уж всё известно вам! Певца, страдальца, не вините; Внимайте заказным стихам, А слову дерзкому простите.

4. ИМПРОВИЗАЦИЯ III ("Чего весь Рим на Ветряной Горе…")

Чего весь Рим на Ветряной Горе, У врат Святого Духа ждет печально? [220] Зачем огни горят в монастыре? И Чинтио в одежде погребальной Один стоит в соборном алтаре? О ком поют так смутно в келье дальной? Идут!.. Чей гроб и в лаврах, и цветах На иноческих движется плечах?.. Заприте храм! Людскому состраданью Не дайте прах великий оскорблять! Не люди ль Тасса предали страданью; Теперь пришли убитого венчать! Не верьте их пустому покаянью: Они пришли одежды разделять! Поверьте, зависть, клевета и злоба Находят пищу даже в недрах гроба. (Приметив Мости, возвышает голос.) Заприте храм! Еще есть клеветник! Тогда он плакал чистыми слезами, Но грех сломал, порок его проник, Соблазн обвил кровавыми руками, И прогорел хулой его язык, Душа растлилась гнусными страстями. Могила величайших из людей — Жилище смрадных гадин и червей!.. 1832 или 1833

220

Смотри описание Рима Феи, том III, стр. 65. «На сей части Яникула, называемой ныне Ветряною Горою (Monte Ventoso), Евгений IV повелел воздвигнуть эту церковь (Св. Онуфрия) в 1439 году» и т. д. И далее на стр. 66: «Внизу и почти насупротив (церкви) находятся Врата „Св. Духа“». Торквато Тассо скончался в монастыре, а гроб его поставлен в церкви Св. Онуфрия, в притворе того же Святого.

292. <ИЗ ДРАМАТИЧЕСКОЙ ФАНТАЗИИ «ДЖАКОБО САННАЗАР»>

Сердце бедное не знает, Для чего и для кого Гимн торжественный слагает! Ум не видит ничего. Отуманенный любовью, Он не может рассуждать, Он не может разгадать, Что играет жаркой кровью! Для него один закон — Мерзнуть в жизни и науке; Он не верит страстной муке, Ничему не верит он, Что согрето вдохновеньем, Что в восторг облечено, Что облито наслажденьем, У небес похищено… Свет небесный для ума — Неразгаданная тма! Для рассудка всё возможно, Всё естественно и ложно! 1833

293. <ИЗ ДРАМЫ «РОКСОЛАНА»>

Хор невольниц

На востоке солнце блещет, На закате месяц спит, В синеве звезда трепещет, Море золотом горит. Но пред яркими очами Чернокудрой красоты, Солнце с ясными лучами, Ты темнее темноты. Пред жемчужной белизною Нежно-пламенных ланит За серебряной фатою Месяц, как мертвец, глядит. Подними покров небрежный В пору утреннего сна,— Что пред грудью белоснежной Сребропенная волна?! Поцелуем сон ленивый Отжени от красоты — И заблещет взор стыдливый Ярче утренней звезды… 1834

294. ВСТРЕЧА ПАРОХОДОВ

31 мая 1836

Вчера кипело бурно море; Был смертный пир в его валах И ветр на бешеных крылах Гулял на голубом просторе… Зачем сегодня тишина? Без волн зеркальная равнина; Как будто ангелом, пучина Усмирена, усыплена. Зачем так празднично одета Окрестность дальних берегов И небеса без облаков Полны невинного привета, Струится воздух чуть дыша, Гуляют чайки на свободе?.. Есть и в вещественной природе Предчувствий полная душа. Смотри, морская колесница Летит жемчужною стезей: Там и она — мой рай земной, Моя любовь, моя царица… Как звезды, вспыхнули глаза, Душа надеждой разыгралась… Всё пронеслось! Одна слеза В очах обманутых осталась!

295. ОХЛАЖДЕНИЕ

(Писано в декабре 1836)

Чужое счастье втайне видеть, Чужою радостью страдать, Любить и вместе ненавидеть, То прославлять, то проклинать, Завистливым и злобным взглядом Искать ее, искать его, Исполниться мертвящим ядом В пустыне сердца своего И, заразив кругом вниманье Ядоточивой клеветой, Хранить коварное молчанье Перед смущенной красотой И только изредка сурово В бесстрастный, хладный разговор Бросать двусмысленное слово Иль подозрений полный взор; Смеяться тайными слезами И плакать смехом; то, дрожа Недужно, — жаркими руками Искать отравы иль ножа… Вот это ревность. Но, по счастью, Мне эта страсть давно чужда, Душа поэта предана На жертву жадному бесстрастью. Смотрю на прочную любовь, Взаимную холодность вижу… Спокойна опытная кровь: Я — ни люблю, ни ненавижу.

296–301. ИЗ ЗАПИСОК ВЛЮБЛЕННОГО

1. "И я люблю душистые цветы…"

Когда прочтете всё, прочтите это снова.

И я люблю душистые цветы, И вольных птиц воздушные напевы, И речь разумных жен, и лепет юной девы, И вымысла изящные мечты! Да! занимательны природа и искусство Во всей обширности и полноте своей… Но разлагать, учить — гораздо веселей Одно, отдельное, особенное чувство. Приятно, любопытно наблюдать, Каким путем идет всемирный предрассудок, Как сердце рвется мир несбыточный создать, Как этот мир разбить старается рассудок, Как человек страстям, и мелким и пустым, Вид добродетели дает, себялюбивый! Как, обаян их прелестию лживой, Несмысленно идет за призраком немым. Молчит видение — ни слова не ответит! Порфирой радужной скрывая тайный вид, Бежит видение, к могиле добежит… И гробовым огнем свой страшный лик осветит. Блажен, кому соблазн страстей был незнаком, Кого не потрясли земные предрассудки, Кто хитрым и расчетливым умом Их чествовал, им веровал — для шутки!

2. "О боже мой, как я ее люблю!.."

Декабря 7

О боже мой, как я ее люблю!.. Ни крик врагов, ни шум разгульный пира Не отвлекут от моего кумира Крылатых дум! Я всё ее пою! Но стих моих страданий глух, невнятен, Он к темноте загадочной привык; Но вече чувств — особенный язык, И редкому он может быть понятен. В моей любви нет людям откровенья! Пусть я паду под тайною моей, Пусть в жизни не увижу вдохновенья, Но не отдам любви на суд людей! Я не скажу печального признанья Ни ей, ни вам, враги страстей святых! От вашего до моего страданья Нет переходов, ступеней земных. Прочь, искренность! Скорее — легкой птице, Когда уж должно откровенным быть! Еще скорей — разрушенной гробнице Решусь любовь несчастную открыть; Но никогда Элеоноре милой Ни страстных слов, ни взоров не пошлю, А прошепчу сам про себя уныло: «О боже мой, как я ее люблю!..»

3. "Заутра я приду к заветному порогу…"

Января 13

Заутра я приду к заветному порогу И имя тайное таинственно спрошу. Мне скажут: «Здесь!» — я весь воскликну: «Слава богу!» Мне скажут: «Нет!» — ни слова не скажу, Но медленно по лестнице высокой Я потащусь в торжественный покой; Приветом заглушу порыв тоски глубокой, Улыбкой оживлю печальный образ мой. Клянусь! Никто моих страданий не заметит. Но если «здесь!» … Не поручусь! В очах Любовь волшебным пламенем засветит, И вспыхнет жизнь во всех моих чертах. Как вихрь, я пролечу дрожащие ступени, Войду… — и долу упадет мой взор, Без мыслей потечет несвязный разговор, И задрожат смущенные колени. Так грешный жрец, входя в заветную святыню, Заранее ведет беседу с божеством… Вошел, узрел блестящую богиню — И пал немой во прах пылающим челом.