Поэты 1820-1830-х годов. Том 2

Тимофеев Алексей Васильевич

^{Приносят креслы. Тасс садится и погружается в мечтания. Народ пребывает в безмолвии.}

Тасс

(тихим, но внятным голосом) И это всё для нищего певца! Для бедного певца Иерусалима!.. Как оглянусь, мне кажется, я прожил Какую-то большую эпопею, Трагедию огромную я прожил… День настает! Готовится развязка, И утром я засну вечерним сном… Настанет время, и меня не будет, И все мои мечты и вдохновенья В одно воспоминанье перельются! В Италии моей уснет искусство, Поэзия разлюбит край Торквата И перейдет на Запад и на Север!.. Тогда в снегах,

в туманном, хладном сердце Пробудится о мне воспоминанье… Тот юноша, холодный и суровый, От всех храня все мысли и все чувства, Как друга своего, меня полюбит. Шесть лет со мной он будет без разлуки. Еще дитя, в училище, за книгой, Он обо мне начнет мечтать и думать, И жизнь мою расскажет перед светом. Как биограф, холодный и пристрастный. Он не пойдет год от году искать Всех горестей моих и всех несчастий, Чтоб в безобразной куче их представить. Нет! Он в душе угрюмой воскресит Всю внутреннюю жизнь Торквата Тасса И выставит ее в науку людям… И эти люди прибегут смотреть, Как жил Торкват; большая половина Трагедию прослушает без вздоха! Всегда, везде одни и те же люди… Но, может быть, — кто знает? — поколенья Изменятся… Постойте!.. Вижу я: Весь Запад в хладный Север переходит… О! сколько там певцов и музыкантов, Художников и умных и искусных! Италии моей уже не видно… Но место то, где чудная лежала, Покрыл высокий холм — могильный холм, Но всё еще великий и прекрасный! В нем есть врата, и любопытный Север Теснится в них, то входит, то выходит… И всякий раз из чудного холма Какой-нибудь клад дорогой уносит… Но снова всё туманится и тмится, И я опять один на целом свете!

(Впадает в глубокую задумчивость.)

Дж. Мости

В горячке он? Скажи мне, Риги, правду!

К. Риги

Нет, Джулио! Он к смерти очень близок, А я читал, что будто перед смертью Предвидят всё чувствительные люди…

Тасс

Опять народ, опять весь свет кипит! Вот, вижу я: в толпе кудрявых тевтов Поднялись два гиганта, и в венцах! Один — меня узнал и сладкой лирой Приветствует! Благодарю, поэт! Другой мечту прекрасную голубит! Как пламенно свою мечту он любит! И прав поэт! Прекрасная мечта! Но мне дика простая красота Без вымыслов, наряда, украшений, И странен звук германских вдохновений! Друзья мои! Вот истинный поэт! Послушайте, как стих его рокочет: То пламенно раздастся, то умрет, То вдруг скорбит, то пляшет и хохочет. Вокруг него мороз, свирепый хлад,

^{Огни гаснут, рассветает.}

А всё на нем цветет венец лавровый. Откуда он? Неведомый наряд! Под шубой весь и в шапке Соболевой! Анакреон, Гораций, Симонид Вокруг стоят с подъятыми очами, И Пиндар сам почтительно глядит, Как он гремит полночными струнами! Что ж он поет? Его язык мне нов. В нем гром гремит в словах далекогласных, Тоска горюет тихо, а любовь Купается в созвучьях сладострастных! Как тот язык великолепен, горд; Как рифм его лобзание роскошно! Как гибок он — и вместе как он тверд! Благословен язык земли полночной! Не разберу я, к сожаленью, слов, Он, кажется, поет про честь, про славу, Про сладкую к отечеству любовь, Про новую полночную державу… Но снова всё туманится и тмится, И я опять один на целом свете. (Погружается в совершенное забытие.)

Дж. Мости

Ах, я боюсь, он так уснет навеки…

К. Риги

Оставьте, отойдет! Уж день настал; Капитолийский шум его разбудит; Проснется он для песни римских дев…

^{Те же и благородные римские юноши и девы. (Юноши расстилают сукно от Капитолия до дома Риги. Девы, осыпая сукно цветами, приближаются к портику.)}

Хор дев

Проснись, певец, и на цветы, На лавры и оливы Глаза и мысли обрати, Певец красноречивый!

^{Тасс выходит из усыпления и встает.}

Награды нет для Тасса здесь; Что можем, то приносим; Награды лучшей — у небес Тебе, великий, просим!

Тасс

О, поддержите! Я слабею! И благородных римских дев Благодарить я не умею. Невинности простой напев Меня чарует и тревожит: Увы! Полуубитый Тасс, Прекрасные, стихами — вас Уже приветствовать не может!

^{Раздаются звуки колоколов; на крышах, балконах, в окнах показывается народ.}

К. Риги

Великий Тасс! Ты слышишь, время бьет! Пора тебе идти в твои покои; Сейчас придут старшины городские И в Капитолий поведут…

Тасс

На вечность! О, плачьте, очи, плачьте! Эти слезы Последнее мое вниманье к людям! Еще я ваш! Но под венцом бессмертья Оставлю вас навеки… Плачьте, люди! Не скоро к вам придет другой Торкват… Но вот они уже идут… Всесильный! Друзья! не суетна земная слава; Она залог бессмертной, вечной славы!

К. Риги

Пойдем, Торкват!

Тасс

Пойдем, пойдем!

^{Из портика все уходят. Толпа народа, Герольд и старшины Рима.}

Герольд

Дорогу Старшинам Рима! Расступитесь, люди!..

^{Старшины, с лавровыми и оливными ветвями, при звуках музыки, проходят площадь и вступают в дом К. Риги. Колокольный звон раздается.}

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Узкий коридор в доме кардинала д’Эсте. Альфонс, Леонора, Константин и и Гонзаго.

Альфонс

Она должна идти на праздник Тасса! Собой его венчание украсить! Я так хочу!..

Леонора

О брат мой! Ваша светлость! Ужасный сон!.. Спросите Константини!..

Альфонс

Ты женщина, не гений, Леонора! Ничтожный сон мог так тебя встревожить! Что ж снилось?

Леонора

Снилось мне, что я венец Из рук Торквата вырвала… О боже! Он на меня взглянул и — умер!

Альфонс

(взяв ее за руку) Бредни! Ребячество! Я так хочу!

Леонора

Да будет! Твоя святая воля, Всемогущий!

^{Все уходят.}

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Внутренность Капитолия; на одной стороне кресла на возвышении, на другой столик с Вергилиевым венцом. Кругом места для зрителей. Множество народа. Музыка вдали играет торжественный марш; в стороне, внутри, оркестр строит инструменты.