Поэты 1840–1850-х годов

Ростопчина Евдокия Петровна

17. СЕЛО АННА

Deserted is my own good hall, My hearth is desolate!.. Childe-Harold, Canto 1 [45]

Зачем же сладкою тревогой сердце бьется При имени твоем, пустынное село, И ясной думою внезапно расцвело? Зачем же мысль моя над дикой степью вьется, Как пташка, что вдали средь облаков несется, Но, в небе занята своим родным гнездом, И пестует его и взором и крылом?.. Ведь прежде я тебя, край скучный, не любила, Ведь прежде ссылкою несносной был ты мне: Меня пугала жизнь в безлюдной тишине, И вечных бурь твоих гуденье наводило Унынье на меня; ведь прежде, средь степей, С тоской боролась я, и там, в душе моей, Невольно угасал жар пылких вдохновений, Убитый немощью… Зачем же образ твой Меня преследует, как будто сожалений Ты хочешь от меня, приют далекий мой?.. Или в отсутствии немилое милее? Иль всем, что кончено, и всем, чего уж нет, В нас сердце дорожит? Иль самый мрак светлее, Когда отлив его смягчит теченье лет? Так память длинных дней, в изгнаньи проведенных, Мне представляется, как радужная цепь Дум ясных, грустных дум, мечтаний незабвенных, Заветных, тайных грез… Безжизненная степь Моею жизнию духовной наполнялась, Воспоминаньями моими населялась. Как тишь в волнах морских, как на пути привал, Так деревенский быт в отшельнической келье Существование былое прерывал И созерцанием столичное веселье, Поэзией шум света заменял. От развлечения, от внешних впечатлений Тогда

отвыкнувши, уж я в себе самой Для сердца и души искала наслаждений, И пищи, и огня. Там ум сдружился мой С отрадой тихою спокойных размышлений И с самобытностью. Там объяснилось мне Призванье темное. В глуши и тишине Бедна событиями, но чувствами богата, Тянулась жизнь моя. — Над головой моей Любимых призраков носился рой крылатый, В ушах моих звучал веселый смех детей; И сокращали мне теченье длинных дней Иголка, нитки, кисть, подчас за фортепьяном Волненье томное, — когда былого сон, Мелодией знакомой пробужден, Опять меня смущал пленительным обманом… И много счастливых, восторженных минут, Сердечной радостью волшебно озаренных, Прожито там, в степях… О, пусть они живут Навеки в памяти и в мыслях сокровенных!.. А ты, затерянный, безвестный уголок, Не многим памятный по моему изгнанью,— Храни мой скромный след, храни о мне преданье,  Чтоб любящим меня чрез много лет ты мог Еще напоминать мое существованье! Июнь 1840 Вороново

45

Покинут мой прекрасный зал, пуст мой очаг!.. «Чайльд-Гарольд», песнь 1 (англ.). — Ред.

18. КАК ДОЛЖНЫ ПИСАТЬ ЖЕНЩИНЫ

……………………………………………de celles Qui gardent dans leur sein leurs douces 'etincelles, Qui cachent en marchant la trace de leurs pas, Qui soupirent dans l’ombre, et que l’on n’'entend pas… Joseph Delorme [46]

Как я люблю читать стихи чужие, В них за развитием мечты певца следить, То соглашаться с ним, то разбирать, судить И отрицать его!.. Фантазии живые, И думы смелые, и знойный пыл страстей — Всё вопрошаю я с внимательным участьем, Всё испытую я; и всей душой моей Делю восторг певца, дружусь с его несчастьем, Любовию его люблю и верю ей. Но женские стихи особенной усладой Мне привлекательны; но каждый женский стих Волнует сердце мне, и в море дум моих Он отражается тоскою и отрадой. Но только я люблю, чтоб лучших снов своих Певица робкая вполне не выдавала, Чтоб имя призрака ее невольных грез, Чтоб повесть милую любви и сладких слез Она, стыдливая, таила и скрывала; Чтоб только изредка и в проблесках она Умела намекать о чувствах слишком нежных… Чтобы туманная догадок пелена Всегда над ропотом сомнений безнадежных, Всегда над песнию надежды золотой Вилась таинственно; чтоб эхо страсти томной Звучало трепетно под ризой мысли скромной; Чтоб сердца жар и блеск подернут был золой, Как лавою волкан; чтоб глубью необъятной Ее заветная казалась нам мечта И, как для ней самой, для нас была свята; Чтоб речь неполная улыбкою понятной, Слезою теплою дополнена была; Чтоб внутренний порыв был скован выраженьем, Чтобы приличие боролось с увлеченьем И слово каждое чтоб мудрость стерегла. Да, женская душа должна в тени светиться, Как в урне мраморной лампады скрытой луч, Как в сумерки луна сквозь оболочку туч, И, согревая жизнь, незримая, теплиться. 22 сентября 1840 Москва

46

О тех, кто хранит в груди нежные искры, кто скрывает следы своих шагов, кто вздыхает в тени и кого не слышно… Жозеф Делорм (франц.). — Ред.

19. НА ДОРОГУ!

Михаилу Юрьевичу Лермонтову

Tu lascerai ogni cosa diletta

Pi`u caramente.

Dante. «Divina Commedia» [47]

Есть длинный, скучный, трудный путь… К горам ведет он, в край далекий; Там сердцу в скорби одинокой Нет где пристать, где отдохнуть! Там к жизни дикой, к жизни странной Поэт наш должен привыкать И песнь и думу забывать Под шум войны, в тревоге бранной! Там блеск штыков и звук мечей Ему заменят вдохновенье, Любви и света обольщенья И мирный круг его друзей. Ему — поклоннику живому И богомольцу красоты — Там нет кумира для мечты, В отраду сердцу молодому! Ни женский взор, ни женский ум Его лелеять там не станут; Без счастья дни его увянут… Он будет мрачен и угрюм! Но есть заступница родная С заслугою преклонных лет,— Она ему конец всех бед У неба вымолит, рыдая. Но заняты радушно им Сердец приязненных желанья,— И минет срок его изгнанья, И он вернется невредим! 27 марта 1841 Петербург

47

Ты бросишь все столь нежно любимое. Данте, «Божественная комедия» (итал.). — Ред.

20. НЕ СКУЧНО, А ГРУСТНО

Ce n’est pas de ce qui est, que je suis tourment'e, mais de ce qui aurait pu ^etre. x… x… [48]

Есть в жизни дни без солнца, без веселья, Туманные, как в осень небосклон, Когда досуг наш грустный посвящен Раздумию в уединенной келье; Когда в виду и в мысли цели нет, И мы не там, где быть бы нам хотелось, И трауром душа с тоски оделась, Как свернутый в ненастье вешний цвет. В такие дни всем встречным развлеченьям Бесспорно мы мгновенья отдаем; В такие дни мы для других живем, Не для себя, — простившись с наслажденьем. И может быть, увлечены порой Занятием каким иль разговором, Мы вкруг себя посмотрим светлым взором, И в смех друзей мы смех вмешаем свой. Не скучно нам, не тяготит нас время, Часы летят… и сердце лишь одно, Неясною тоскою стеснено, Не сотряхнет воспоминаний бремя. Не скучно нам, а грустно!.. Мы таим Напрасные, немые сожаленья, И всё вдали рисуют нам виденья, Что б быть могло, чего не возвратим!.. 18 февраля 1842 Петербург

48

Не тем я мучаюсь, что есть, а тем, что могло бы быть. X… X… (франц.). — Ред.

21. ОПУСТЕЛОЕ ЖИЛИЩЕ

(Из цикла «Неизвестный роман»)

Неприютно, неприветно… Все огни погашены; Окна мрачны и бесцветны, Стекла в них забелены… Луч таинственный не блещет Сквозь опущенных гардин… Не сверкает, не трепещет Ярким пламенем камин. Ждет у двери гость бывалый… Не отворится она! Не запенятся бокалы Искрометного вина!.. Не стучись!.. Беседа братий Дружно там не собралась, Ты не встретишь рукожатий, Не услышишь песен глас! Не накроют в час урочный Стол радушный для гостей, Не повеет дым восточный От заветных янтарей! Где ж хозяин? — Он далёко! Помолись о нем, собрат, Чтоб он в дом свой одинокий Невредим пришел назад! Он теперь на поле бранном, У подножья снежных гор, И по трупам бездыханным Непривычный водит взор. Он надел ружье и шашку, За кушак заткнул кинжал И в кровавую распашку, Смелый сердцем, поскакал. Он забыл в

пылу сражений, Сколько слез по нем текут, Сколько мук, тревог, волнений Здесь его вотще зовут! Посмотри: вблизи мелькнули Женский шаг и женский лик… Две руки к замку прильнули, Прозвучал условный клик… Где ж хозяин? Он далёко!.. Прочь идет она, с мольбой, Чтоб красавец черноокий Возвратился бы домой! 20 апреля 1844 Петербург

22. НАСИЛЬНЫЙ БРАК

Баллада и аллегория

Посвящается мысленно Мицкевичу

Lascia ch’io pianga la dura sorte, E ch’io sospiri la libert`a! [49]

Старый барон

Сбирайтесь, слуги и вассалы, На кроткий господина зов! Судите, не боясь опалы,— Я правду выслушать готов! Судите спор, вам всем знакомый: Хотя могуч и славен я, Хотя всесильным чтут меня — Не властен у себя я дома: Всё непокорна мне она, Моя мятежная жена! Ее я призрел сиротою И разоренной взял ее, И дал с державною рукою Ей покровительство мое; Одел ее парчой и златом, Несметной стражей окружил, И, враг ее чтоб не сманил, Я сам над ней стою с булатом… Но недовольна и грустна Неблагодарная жена! Я знаю — жалобой, наветом Она везде меня клеймит; Я знаю — перед целым светом Она клянет мой кров и щит, И косо смотрит, исподлобья, И, повторяя клятвы ложь, Готовит козни, точит нож, Вздувает огнь междоусобья; И с ксендзом шепчется она, Моя коварная жена!.. И торжествуя, и довольны, Враги мои на нас глядят, И дразнят гнев ее крамольный, И суетной гордыне льстят. Совет мне дайте благотворный, Судите, кто меж нами прав? Язык мой строг, но не лукав! Теперь внемлите непокорной: Пусть защищается она, Моя преступная жена!

49

Позволь мне оплакивать тяжелую участь и повздыхать о свободе! (итал.). — Ред.

Жена

Раба ли я или подруга — То знает бог!.. Я ль избрала Себе жестокого супруга? Сама ли клятву я дала?.. Жила я вольно и счастливо, Свою любила волю я; Но победил, пленил меня Соседей злых набег хищливый. Я предана, я продана — Я узница, я не жена! Напрасно иго роковое Властитель мнит озолотить; Напрасно мщенье, мне святое, В любовь он хочет превратить! Не нужны мне его щедроты! Его я стражи не хочу! — Сама строптивых научу Платить мне честно дань почета. Лишь им одним унижена, Я враг ему, а не жена! Он говорить мне запрещает На языке моем родном, Знаменоваться мне мешает Моим наследственным гербом; Не смею перед ним гордиться Старинным именем моим И предков храмам вековым, Как предки славные, молиться… Иной устав принуждена Принять несчастная жена. Послал он в ссылку, в заточенье Всех верных, лучших слуг моих; Меня же предал притесненью Рабов — лазутчиков своих. Позор, гоненье и неволю Мне в брачный дар приносит он — И мне ли ропот запрещен? Еще ль, терпя такую долю, Таить от всех ее должна Насильно взятая жена?.. Сентябрь 1845 Дорогою, между Краковом и Веною

23. СЛОВА НА СЕРЕНАДУ ШУБЕРТА

Leise fliehen meine Lieder Nach der Heimat hin… [50]

Замолчи, не пой напрасно, Сладкий соловей! Мне тревожна, мне опасна Песнь любви твоей! Ах! была весна другая. Были прежде дни… Я жила, тебе внимая В томном забытьи. Лишь твои забьются трели В дремлющих лесах, — Выйду я… В глазах веселье, В сердце дрожь и страх… Звездный хор ярчей сияет В синеве небес; Белый ландыш расцветает В этот час чудес. И покуда не проснется Рдеющий восток И на долы не прольется День, как светлый ток,— Прелесть ночи с жадной страстью Пью душой моей… И поет мне песни счастья Сладкий соловей! Но волшебные мгновенья Сгинули как сон, Рай мой был одно виденье,— Быстро скрылся он! Уж не мил мне ландыш белый, Звезд я не люблю… Мне теперь какое дело Слушать песнь твою! 17 апреля 1846, понедельник. Во время одинокой прогулки

50

Тихо мои песни Летят к родному краю (нем.). — Ред.

24. ЦЫГАНСКИЙ ВЕЧЕР

Посвящается сестре и брату, княгине Голицыной, графу Апраксину

Полночь звучит… Сюда несите чашу, Благоуханный дайте ром… Все свечи вон!.. Пусть жженка прихоть нашу Потешит радужным огнем! Зовите табор к нам! Чтоб песнью чудно-шумной Нас встретил исступленный хор, Чтоб дикой радостью, чтоб удалью безумной Был поражен и слух и взор! Велите петь цыганке черноокой Про страсть, про ревность, про любовь — Про всё, про всё, что в жизни одинокой Волнует ум, сжигает кровь! И мы послушаем тот вечный сердца ропот, И оживится хладный прах Забытых нами снов, — проснется страстный шепот В давно заглохнувших сердцах! Давно, мои друзья, любимых песен звуки, Давно не тешили меня; Но русской речи склад в чужбине, в дни разлуки Припоминала часто я. О! как хотелось мне любимое веселье Лет свежей юности вкусить И после странствия возврата новоселье Подобным пиром огласить! Оно исполнилось, тоскливое желанье,— Поют мне песни старины!.. Простонародных слов и ладов сочетанье Кипучей жизнью как полны! В восторженной душе очнулося былое С минувшей радостью, тоской,— И сердце, как тогда безумно молодое, Забилось с прежней быстротой. Внимаю жадно им, знакомцам незабытым, Люблю радушный их привет И предпочту его поклонам знаменитым, В которых правды, смысла нет! Здесь есть поэзия… Здесь в лицах сей картины Есть страсть, есть воля, есть порыв; Разнообразный хор таинствен, как судьбина, Как беззаботность, он гульлив. Для чувства робкого, для тайных упований Поет он сладкий гимн любви; Для сердца грустного в нем отклик есть страданья, — Что хочешь, каждый назови!.. И нас немного здесь, но каждый понимает По-своему ответный глас И, верно, углубясь в мечту, припоминает Какой-нибудь заветный час… Предаться можем мы свободно увлеченью Очаровательных минут: Ни взор завистливый, ни злость, ни осужденье В наш тесный круг не попадут. И мы доверчиво друг другу смотрим в очи, Без опасенья, без препон… Жаль, быстрые часы блаженной этой ночи Промчатся как чудесный сон! 4 декабря 1847 Москва

25. ЦИРК ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА

Morituri te salutant…

Из Тацита [51]

Помните ли вы, милая графиня, наши длинные и откровенные беседы в вашем крошечном, уютном, вдохновенном и вдохновительном уголке?.. Помните ли вы, какой грустный взгляд беспристрастной оценки нам приходилось оттуда бросать на обеим нам слишком знакомый свет?.. Помните ли, как часто наши мнения, мысли и чувства встречались и сходствовали, разбирая всех там живущих и всё там переживаемое?.. В воспоминание этих бесед — примите переложенье в стихи того, что в них выражалось прозою! Мне отрадно доказать вам, что для меня наши встречи и разговоры не исчезли без следа, и мне бы хотелось, чтоб вы о них сказали то же самое!

51

Идущие на смерть тебя приветствуют… (лат.). — Ред.