Поэты «Искры». Том 2

Минаев Дмитрий Дмитриевич

219. ДВЕ СУДЬБЫ

Завидуя когда-то Их счастью бесконечно, Не мог я знать, конечно, Что сгибнут без возврата Они для света оба: Она — под крышей гроба, Оплакана чужими, А он — под небесами Такими… а какими, Поймете вы и сами. Сперва о них тужили, Сперва их вспоминали, Но новые печали, Как тучи, плыли, плыли, И скоро все забыли Обоих их невольно… И нас всех жизнь томила. Летели дни

за днями… Ее взяла — могила, Его взяла… Довольно!.. Досказывать как больно — Поймете вы и сами. <1870>

220. «В стихах и в прозе, меньший брат…»

В стихах и в прозе, меньший брат, Мы о судьбе твоей кричали; О, в честь тебе каких тирад Мы в кабинетах не слагали! А там, среди убогих хат, За лямкой, в темном сеновале, Всё те же жалобы звучат И песни, полные печали. Всё та же бедность мужиков; Всё так же в лютые морозы, В глухую ночь, под вой волков Полями тянутся обозы… Терпенье то же, те же слезы… Хлеб не растет от нашей прозы, Не дешевеет от стихов. <1870>

221. <Н. П. Р-П-ВУ> («Когда-то, милые друзья…»)

Когда-то, милые друзья, Среди студенческого пенья С сознаньем вторил вам и я: «Вперед без страха и сомненья!» Я снова петь готов «вперед!» Иным, грядущим поколеньям, Но страх в груди моей живет, И мысль отравлена сомненьем. <1870>

222. СВОЙ СВОЕМУ ВОВСЕ НЕ БРАТ

(СОВРЕМЕННАЯ ПОСЛОВИЦА)

Стремясь к сближению с народом, Сошелся барин с мужиком И разговор с ним мимоходом Подобным начал языком.

Барин

Дай руку, пахарь! По принципам Я демократ и радикал… Но как же звать тебя?

Мужик

Антипом.

Барин

Я твой гражданский идеал Желал бы знать хотя отчасти. Защитник ты какой же власти: Консервативной или нет? В свои «дорожные наброски» Вписать хочу я твой ответ.

Мужик

Ты это баишь по-каковски?

Барин

Чего ж боишься ты, хитрец, Мне отвечать категорично? Сообрази же наконец: Друг друга мы поймем отлично При полном тождестве идей. «Свободу совести» людей Ты признаешь и понимаешь?

Мужик

Чаво?

Барин

Ну, то есть… отрицаешь Ты право каждого иметь Свою религию, любезный? Вопрос весьма не бесполезный, Чтоб нам собща его решить… Мир старины приходит в гнилость…

Мужик

Да что вам нужно, ваша милость? Вы тёмно говорите так, Что вас понять мне трудновато…

Барин

Да ты не бойся же, чудак! На том

стоим мы, чтоб как брата Теперь встречали мужика; Мы все на том стоим пока, Чтоб реставрировать картину Всей вашей жизни бытовой И вековечную кручину Сменить на праздник вековой… А ты на чем стоишь, друг мой?

Мужик

На чем? Да на земле, известно!..

Барин

Ах, всё не то! Ну как тут честно К ним относиться! Нас поймут Скорей колбасники из Риги…

Мужик

Что хлеба мало в нашей риге — Могу сказать…

Барин

(наставительно) Хлеб там, где труд, И вас, поверь, mon cher [55] , спасут От вашей бедности и спячки Ассоциации и стачки. Я без ума от них!..

55

Мой милый (франц.). — Ред.

Мужик

Эх-ма! Признался сам, что без ума!..

Барин

Читал ли ты хотя Жорж Занда?

Мужик

Да я, кормилец, не учен.

Барин

Возможна ль с ними пропаганда! Нам нужно лень забыть и сон, Вступить в борьбу открыто, смело, Нам нужно всем, карая зло, Чтобы в руках горело дело…

Мужик

У нас сгорело всё село, Так не поможешь ли мне, барин?

Барин

Ну как тут будешь солидарен С подобным скифом? Как его Встряхнуть, чтоб он от сна проснулся?

Мужик

(тихо) Мой барин, кажется… того… Немножко головой рехнулся.

* * *

Смущенный странным языком, Мужик пришел в недоуменье, И прогрессиста с мужиком На этом кончилось сближенье. Один из них пошел домой, Себя беседой растревожа, Другой домой побрел бы тоже, Да дом его сгорел зимой. <1871>

223. ПОЛУСЛОВА

Обучена в хорошей школе Ты, муза бедная моя! От света, с тайным чувством боли, Желанья жгучие тая, Ты изломала бич сатиры И сходишь так в мир грустный наш: В одной руке — обломок лиры, В другой же — красный карандаш. Ты тихо песни мне диктуешь, То негодуя, то любя, И вдруг, прервав сама себя, Свой каждый стих процензируешь, И, дрогнув порванной струной, Твой голос слух на миг встревожит, Но только смех один больной Наружу вырвется, быть может. К чему ж нам петь? И я едва Расслушал, затаив дыханье, Ее ответ: «Полуслова Всё ж лучше вечного молчанья…» <1871>