Когда хрустит дорога под ногами,Белеет небо в вышине,Вся даль укрыта синими снегамиИ с сосен хлопьями свисает снег,Деревья подымают к небу ветки, —Не говорить, не думать ни о чем,Стоять одной, вдыхая воздух редкий,Над замороженным ручьем.Пройдут года, и осени, и зимы,Исчезнут в пустоту века,Умрет земля, любовь к тебе, любимый,Как в первый раз, послушна и ярка.1929–1932
«Мои глаза тебе подарят мир…»
Мои
глаза тебе подарят мир,Зеленые, деревьев зеленее.Сегодня снится нам обоим ширьЛазури и зеленая аллея.Нас делят длинные, зеленые поля,Мы вспоминаем друг о друге на закате,Когда нам некого увидеть и обнятьИ сердце бьется, беспричинно плача.Умолкнул мир. И умирает вечер.Моя рука не ждет другой руки.В деревнях замелькали огоньки,Вдали звучит невнятная мне речь.1932
«Меня уводят за собой…»
Меня уводят за собойИдущие сквозь город тучиВ леса, где сцепленные сучьяИ где земля покрыта хвоей,Где пахнет мокрою листвойИ осени печальным тленом,Где спутались дубы и клены,Ко мне склонившись головой.И серый свет осенних днейОкрасил землю нежной теньюИ освещает в отдаленьиДорогу тонких тополей.«Скит». IV. 1937
«На далеких отрогах гор…»
На далеких отрогах горОтражается в солнце снег.По долинам, по полю легИ с отлогих сползает гор.Завтра утро опять зажжетВдоль дороги верхушки дерев,И распушит косматый мехОблаков, бегущих вразброд.И синей, впереди синейКаждый день, что за днем растет,И когда настанет черед —Все проснется сквозь зелень ветвей.«Скит». IV. 1937
«Приходила утром радость…»
Приходила утром радостьВместе с солнцем через окна,И дрожала, и смеялась.Преломляясь через стекла,Рассыпаясь по обоям.Разбегаясь вдоль по полуРазноцветною резьбою,Зайчиков толпой веселой.А потом углом загнутымИсчезали солнца сети.Уходили — и в минутуРадость таяла на свете.1937 г., март
RILKE
Он по камням спускался меж кустов.Хватаясь за цепляющие ветви,Неверною ногой ища опорыНа выступе обломанном скалы.Путь труден был и долог, но отраден.И сердце утомленное стучало,И пальцы рук дрожали, и колени,Когда предстал он пред Царя Теней.Всю скуку долгой одинокой ночи,Весь мир любви и нежности любовнойОн перелил в трепещущие струныИ песней возвратить молил жену.Когда ж утихли струны и когдаОн услыхал спокойные движеньяИ тихое дыханье за собоюТой, для кого он в этот мир пришел, —Он двинулся назад, согнув колени,И снова путь томил его усталость,И плечи опускались, — не под силуЕму казался медленный восход.А та, что сзади шла спокойным шагом,Вдруг стала и чужда, и безразлична —Ее душа уже не ощущалаНи трудности пути, ни счастья встречи.Он проклинал тяжелую дорогу,Шагая, спотыкаясь меж кустов.И полное тоски недоуменьеИм овладело и стеснило грудь.Он захотел в последний раз увидетьТо, что он в этом мире оставлял,И,
опершись рукою о колено,Усталым поворотом головыОн повернулся вспять, но там в ветвяхСтояло что-то белое, чужое,Не человек и даже не душа,Спокойное, неведомое людям,Невиданное ими до сих пор…1937 г., май
Весенней кисти акварель, —Сквозистый, бледно-васильковый,Опять по-старому, но новый,Идет по воздуху апрель. Капель и птичьи голоса На разных нотах переклички, И кокон почек, по привычке, Раскрыл зеленые глаза.Опять апрель под облаками!Звенит и снова замирает, —Лады весны перебираетАпрель воздушными руками. Лицом к лицу поставив цель — Поднять на нови зеленя, Спеша, волнуясь и звеня, Идет по воздуху апрель!«Скит». IV. 1937
РАДУГА
Весною снится наяву,И сон набрасывает зыбкийВоздушный мост на синеву;Узор ложится на канву,И правдой кажутся ошибки… Тогда отчетливее трель Вверху, над гнездами, над крышей, И говорливая капель. Какую выдумал апрель, То звонко падает, то тише.Пускай рассчитаны года,Отмерен воздух для дыханья,И пусть исчезнут навсегда,Как сон, ведущий в «никуда»,Капель и птичье щебетанье. Но эхо кроется в кустах, И у корней — живая влага; А синь — как озеро чиста, И в синеве — дуга моста, Как лента радужного флага!«Скит». IV. 1937
«Часов не ведает счастливый…»
Часов не ведает счастливый,Счастливые грозы не ждут…Предвестник бурь нетерпеливый —Метался ветер там и тут. По сторонам — стога и жниво. Вдали — темнело, рокоча. В молчаньи шли, — неторопливо, — И пело счастье у плеча.А помнишь ли, какою страннойБыла, в скрещении дорог,Печаль мадонны деревяннойС венком увянувшим у ног? Над нами не было тревоги, — Менялась в золото латунь, — И вот ударил в пыль дороги Слезой набухшею июнь…
«Сок солнечный струится долу…»
Сок солнечный струится долу,А долу — холод — счастье спит.Белесоватый, млечно-голыйХранит безмолвие зенит. Напрасно златорунным кладом Пленится сердце — счастья нет. Вот — тень уродливая рядом, Лучам шагающая вслед.Беспечно розовою пенойЗарделась облачная рябь.Свод солнечный чреват изменой,Скрывая марево и хлябь. Беспечность… Вот она, над нами!.. Завет евангельский храня, Как голубь спит, — своими снами Благословив дыханье дня.Я слушаю тебя, июнь,Твой голос в зелени каштана.Который? — Кажется, не юн…Июня огненная рана! Медвяным ветром у окна… Вниманье ветра мимолетно. Колышет синие полотна Немого свода глубина.Сквозь сеть трепещущих листовУпали палевые блики.На лицемерный мир двуликий —Июня шелковый покров! Темнеет синь над головой… …Какая тяжесть равнодушья! Какое собрано удушье В июньский воздух грозовой!
