Поэты пражского «Скита»

Малевич Олег Михайлович

«Плавает пламя плоских свечей…»

Плавает пламя Плоских свечей, Падает память В прорубь дней, Плавится солнце, Распятье дрожит, Полное солнце Опять ворожит. Прошлое вспрянет Пришлой тоской, Смутной, минутной, Скользящей такой. Ласкою льстивой Сломить мечту, — Ту силу могилой Запечатлю. «Скит». III. 1935

«Я пойду в ту комнату одна…»

Я

пойду в ту комнату одна, Со свечой — где мрак такой густой — Испытать весь страх до дна, Чтоб вернуться тихой и простой. Чтоб легко мне было в светлоте Проходить по солнечному дню, Чтоб в его скользящей теплоте Не заметить, как идешь ко дну. Чтоб была улыбка на губах, Даже если солнце упадет. И в глазах останется лишь страх Веры той, что мрак не украдет. «Скит». III. 1935

«У Ангела крылья подстрелены…»

У Ангела крылья подстрелены — Так бывает у птиц. Стынут на крыльях расщелины Стрельных зарниц. Ведь ему никогда не поверят, Что он был живой, Мертвые склеены перья Святой водой. Лебедь плывет медленно, Падают с неба звезды. Кто-то кличет в ночи потерянно, И чьи-то плывут слезы. «Скит». III. 1935

«Все та же вода, как вчера, как сегодня…»

Все та же вода, как вчера, как сегодня. Такая же полная, темная глубь, И кружится мысль, о сроке не помня. Коснувшись крылом обветренных губ. И шепчутся крылья, и губы, и чайки, Все силится слово одно подыскать О важном, о главном, о самом случайном О чем никогда, никогда не сказать. Оно отпылало огненным цветом. Оно отцвело, расцвести не успев. Оно разлетелось, как пыль пустоцвета. Как звон, как печальный напев. «Скит». IV. 1937

«Я отравилась ядом…»

Я отравилась ядом, Недопитым до дна. Стоят два мира рядом, А я совсем одна. Два жениха невесте Сокровища дарят, А сердце не на месте, И свечи догорят. Которому же нужно Тушить мои огни, А если не заслужены Мне суженые дни? Берите — не берите Последнюю печаль. Мне ветер слезы вытер, Он женихом встречал. И я стою невестой С разорванной фатой, И нету в сердце места — Жених-то ведь не мой! «Скит». IV. 1937

Евгений ГЕССЕН ^*

РАССТАВАНИЕ

Нам расставаться долго надо: Едва встречались мы с тобой. (Так на граните Петрограда Заря прощается с зарей.) Глаза прозрачны без пощады. Нет сил нарушить эту тишь… Что расставанье вся отрада, В том никого не убедишь. Ну кто не скажет, что нам надо Так страшно на земле любить. И самой нежною наградой Ты можешь сразу все убить.

ЧУЖИЕ СЛОВА

Когда судьба шершавой ставней Придавит иссушенный ум И все слова тревоги давней Размоет душной крови

шум, Тогда беру слова чужие И обнажаю голос мой, Стихи застывшие, немые. Стараюсь напоить собой. Сначала голос глух, неловок, Как грубый шов, звучит расчет: Но вот, прорвавши затхлый полог, Он — полный и густой — течет. …………………………… И вот уж голос мой не голос: Он только стон, он — всхлип немой, — И горький ветр грудную полость Сосет и тянет за собой. Как будто вихрь от стаи крылий, — Он хлещет, раздувая жар В золе потухшей, где в бессильи Лишь сладкий теплится угар. Он полыхнет — и легче стану, И полечу — соединюсь, И опаленными устами В дыханьи стаи захлебнусь. 4. XII.34 «Меч». 10.II.1935

«Какая тень связала их…»

Какая тень связала их Меж стен, где воздух весь изучен? Здесь тишина рождала стих, И стих был тишиной измучен. Скитался он по голосам, Как ангел, потерявший крылья. Еще тянулся к небесам Из забродившего бессилья. Растаявшим с небес крылом Стекала темень с края крыши. Был голос собственный в былом Чудесней ангельского слышен. А свет стал тусклым и пустым, Как сон забывшего о рае. Струились голоса сквозь дым, В глазах лишь пепел оставляя. Быть может, вздох один живой — И облетел бы сонный пепел, И сразу свет иной — большой Друг в друге каждый бы заметил. Но вздоха не родил никто. Грудные клетки заржавели. Злорадствуя, в ответ на то Часы о вечности скрипели. «Скит». III. 1935

СТУЖА

Тамаре Тукалевской

В узорах голого окна Молчит непрошенная стужа. Я погружаю взор до дна, В замерзших сновиденьях ужас. Бессонницею раскален, Он кропотливо звезды плавит. Но снова мертвой формой сон Потеки горькие оправит. Не перелить жестокий след В мечты причудливую форму. Мой комнатный померкнет свет В осколках сумрачного шторма. У жесткой грани изнемог: Там — сумерек навес трепещет, Здесь — в стоэтажный потолок Мой вздох перегоревший плещет. Нет, лучше — обнаженный лед, Рванувшись в вихрь стеклянной пыли. Метнет лицом и вдруг сотрет Морщины горестных усилий. Следов разновременных слой Металлом сразу перережу, И ветер захлестнет сквозной: Пусть оголяющий, но — свежий. 3.2.35 «Меч». 12.1.1936

«Узор легчайший на окне…»

Г. Семеновой

Узор легчайший на окне, И песенка в трубе пустая. За тонкой гранью на дворе Слепая стужа нарастает. Не так ли твой застывший взор: Тревоги скрытой отраженье. И твой забавный разговор — Лишь отплеск горького смятенья. 4 февраля 1935 «Скит». III. 1935