Поезд на Солнечный берег

Вербинина Валерия

Наконец влюбленных отнесло человеческим прибоем куда–то к стене, и они остановились. Обоих так и подмывало рассмеяться; сами не зная отчего, они были совершенно счастливы. Орландо вновь куда–то исчез, но Филипп даже не заметил этого.

– На Солнечном берегу, – сказал он, – круглый год светит солнце. Тебе там будет хорошо. Мы поселимся между морем и пустыней, в самом дальнем домике, чтобы никто не тревожил нас. По ночам мы будем слушать, как шуршит песок и вода лижет берег, а днем я буду приносить тебе блестящие раковины и ломкие кораллы.

И ты будешь самой прекрасной девушкой на свете.

Он долго говорил о приливах, о ветре, реющем на пустыней, о кораблях с белоснежными парусами и о теплом климате, заглушая тоску, которая неожиданно впилась когтями в его сердце. Ведь он любил этот город; здесь он родился и вырос, и теперь настает время других городов, других стран и земель. «Но это ничего; я перенесу все, лишь бы она была со мной». Ада смотрела в лицо возлюбленного и, не слушая, что он говорит, думала о том, что любит его и что лучше него нет никого на свете. Филипп улыбнулся.

– О чем ты думаешь?

– Ни о чем, – сказала она и спрятала лицо на его плече.

Вернулся Орландо; оказывается, он ходил за билетами, но вид у него был озабоченный. Он заговорил; гул толпы перекрыл его голос. Море заволновалось; пронесся истерический крик: «Едет! Едет!» Филиппа и Аду оторвало от стены, закружило. Орландо бросился за ними. Люди вскакивали, хватали чемоданы, спотыкаясь, волокли их по земле. Кого–то затоптали, кого–то снесли. Мышкетеры тщетно пытались сохранить хотя бы видимость порядка – толпа смела их и выхлестнулась на перрон. Ада вскрикнула.

По двум узким железным полосам, проложенным по земле, фыркая и шипя, двигалось пестрое змееподобное чудовище. Оно лениво ползло, подбираясь к людям, сверкая стеклами окон, как живыми глазами. У чудовища было гибкое тело; оно извивалось и, подрагивая, гремело на стыках рельс. Неожиданно чудовище засвистело и стало замедлять ход. Обезумевшая толпа наседала, визжала, выла, ревела. Отряд мышкетеров особого назначения врезался в нее и начал рубить мясорубками, отсекая от вагонов. Филипп словно окаменел.

– Что это? – спросила Ада, дрожа всем телом.

Филипп наклонился к ней:

– Это поезд.

Сон пятьдесят третий

Едва двери за Пончиком захлопнулись, как Вуглускр забыл о нем. Собственное горе давило на него все эти дни, не отпуская; он работал по привычке, чтобы хоть как–то забыться, и почти не спал. Даже таблетки, насылающие сны, были здесь бессильны. Вуглускр велел системе безопасности никого не впускать и не принимать звонков, облокотился о стол и сжал ладонями лицо.

«Вздор, – сказал он себе, – все вздор. Мне всего семьдесят два; в моем возрасте стыдно хныкать и предаваться сожалениям. В конце концов, что сделано, того не воротишь. Я этого не хотел, но теперь уже все бесполезно. Падение бублика… цены… Дромадур… Уж не подкапывается ли он под меня? Мировые интересы…»

На этом мысли магната оборвались и затерялись среди извилин. Вуглускр сидел,

механически покачивая ногой, и чувствовал в душе страшную опустошенность. «Матильда…» Но думать об этом было нельзя. «Мировые интересы, интересы мира», – застряло у него в голове. И тут кто–то осторожно кашлянул. Так дает о себе знать заждавшийся посетитель, переминаясь с ноги на ногу и смущенно краснея, – но никаких посетителей Вуглускр до себя не допускал. Тем не менее кашель повторился. Вуглускр поднял глаза и увидел прямо перед собой престранного типа с лицом, менее всего похожим на человеческое. Мощные бицепсы выпирали из–под видавшего виды пиджака татуированной кожи, прежние владельцы которой, очевидно, позволяли драть с себя три шкуры. Внешность неизвестного никак нельзя было назвать дружелюбной.

– Я занят, – сказал Вуглускр, на всякий случай незаметно нажимая кнопку тревоги.

Неизвестный придвинул кресло и сел, закинув ногу на ногу.

– Я знаю, – спокойно сказал он.

– Тогда вы должны знать и то, что здесь вам делать совершенно нечего, – резко заключил Вуглускр. С секунды на секунду в кабинет должны были ворваться верные химеры и выпроводить пришельца прочь.

– Вы меня удивили, – сказал Человек без лица. – Вообще–то они не придут, – заметил он, выдержав паузу.

– Кто, простите? – вскинув брови, учтиво осведомился миллиардер. Локтем он подал второй сигнал тревоги.

– Эти страхолюдины, – пояснил Человек без лица. – Футбол довольно однообразная игра, вы не находите? Я подбил их сыграть в бильярд, и теперь они вовсю резвятся, забивая свои головы в лузы. Даже если они доиграют партию, им придется еще долго выяснять, чья голова чья, а так как нрав у них довольно вздорный, вряд ли они поспеют к сроку. Располагайтесь поудобнее, – предложил он и сам последовал своему совету. – Рано или поздно это должно было произойти. Так не все ли равно, что зрителей у нас не будет?

Вуглускр сверлил посетителя взглядом. Он медлил с ответом, но химеры все не появлялись. Магнат вынужденно рассмеялся.

– Вы не первый, кто ко мне приходит таким образом, – сказал он, – но первый, кто от меня уйдет. Я вас понимаю.

Человек без лица задумчиво посмотрел на него:

– Скорее всего, мы уйдем вместе.

Слова эти, а также тон, которым они были произнесены, почему–то совершенно не понравились Вуглускру.

– Хорошо. Я выслушаю вас. Излагайте вашу жалобу, только, прошу вас, покороче.

Человек без лица улыбнулся. В его улыбке не было ничего угрожающего, и, однако, Вуглускр отчего–то подался назад.

– Мне не на что жаловаться. Напротив, я совершенно счастлив. Обычно я выполняю девять дел на заказ, а десятое заказываю себе сам. Так, знаете ли, для души. Есть же такие негодяи, которых никто не закажет, верно? Это несправедливо. Впрочем, многое на свете несправедливо. Например, моя профессия. Поверьте, я никому не хотел делать зла, но раз уж я его делал, мне придется держать за него ответ.