Поездка к Солнцу
Шрифт:
Ещё вчера вечером, возвращаясь, как обычно, в юрту, Андрейка и не подозревал, что его там ожидает плохая весть. Наоборот, переступив порог юрты, он увидел при свете керосиновой лампы бабку Долсон и очень обрадовался. Бабушка приезжала редко, всегда на один-два дня, зато обязательно привозила Андрейке какие-нибудь гостинцы, каждый раз удивляясь, что Андрейка опять вырос, и гладила шершавыми ладонями его щёки и волосы. Андрейка любил бабку Долсон. Вообще, по его твёрдому убеждению, это была самая лучшая бабка. Конечно, и у Дулмы неплохая бабушка Бутид, однако свою Андрейка любил почему-то больше. Он и сам удивлялся: ведь бабка Бутид тоже не оставляла его без гостинцев,
Бабка увидела Андрейку и, как всегда, сказала:
— Беда какой парень большой вырос. Вот дождь пойдёт, ты постой под дождём — ещё больше вырастешь.
Это Андрейка знает давно: он не пропускает дождя — всегда постоит под ним с непокрытой головой. Андрейка подошёл к бабке; она прижала его голову к своей груди. И вдруг мать подозвала его к себе и сказала, что завтра отец уведёт Рыжика на конеферму. Зимой лошадям делать нечего, а летом их не хватает. Вот и Рыжик будет работать на сенокосе. Андрейка сначала ничего не понял. Он посмотрел на отца, на бабку, на мать. И, хотя отец сказал, что после сенокоса Рыжика отдадут обратно, всё равно Андрейка не мог больше терпеть: слёзы так и покатились по его запылённым щекам. Андрейка понимал, что он теперь хуже любой девчонки, и всё-таки ему стало так жаль своего коня, что он не мог не плакать, хотя здесь были и отец и бабка Долсон. В другой раз Андрейка никогда при них не заплакал бы, даже если бы порезал себе палец или на всём скаку упал с лошади, как это с ним и случилось однажды. Тогда было очень больно, и вот Андрейка не заплакал, только рассердился. А сейчас крови нет и синяков нет, а слёзы, как назло, текут и текут…
Андрейка всегда засыпал сразу, в эту же ночь долго не мог заснуть — всё думал и думал о Рыжике. Завтра уже Рыжика не будет! Завтра Андрейка станет обыкновенным парнишкой, а вовсе не чабаном, которым привык считать себя. Завтра он, как и все парнишки, будет ходить пешком. Как он станет добираться теперь до Пронькина лога? А как он покажется Дулме? Нет! Без Рыжика Андрейка не мог считать себя сильным, смелым, ловким. Если бы у него отобрали Няньку или Катю… Нет, это тоже не годится, и Рыжик, и Нянька, и Катя — все они нужны Андрейке. А вдруг приедет Дулма на Саврасухе? Это даже невозможно было себе представить. А что, если не отдавать Рыжика? Поехать в правление колхоза к председателю и попросить не забирать его… Или поехать в степь и спрятать там Рыжика…
Так ничего и не придумал Андрейка.
Утром он не стал завтракать и, ничего не говоря, ушёл к Рыжику, сел на него верхом, позвал с собой Няньку и Катю и уехал в степь. Рыжик шёл шагом, и Андрейка его не торопил. Ехать бы и ехать так по зелёной степи, и пусть на спине лежала бы, как сейчас, тёплая лепёшка солнца, а по бокам шли Нянька и Катя. Больше Андрейке ничего не надо.
Андрейка и не заметил, как перевалил за Острую сопку. Здесь должна была стоять юрта Дулмы. Но, видно, бабка Бутид перекочевала в другое место, юрты здесь нет… Вот почему Дулма давно не приезжала! Андрейка натянул повод, чуть прижал пятками бока Рыжика и поехал рысью. Нянька и Катя побежали вперегонки. Андрейка усмехнулся, глядя на них: ишь как веселятся, им не жалко Рыжика. Нынче будет хорошая трава. Сколько кругом зелёной травы! Может, Рыжика запрягут в сенокосилку, он будет косить этот луг? Но представить себе Рыжика в сенокосилке, как любую другую лошадь, Андрейка не мог и не хотел. Лучше об этом не думать.
Когда Андрейка вернулся к юрте, матери
Андрейке есть не хотелось.
— Ты теперь о школе думай, — ласково сказала бабка Долсон, — а Рыжик поработает и обратно придёт. О школе-то думаешь?
— Ага, — отрезая ножом у самых губ мясо, ответил Андрейка.
Бабка гладила Андрейкину голову.
— Шибко хорошо грамотным быть. Большим человеком будешь.
— Трактористом буду.
— Однако, председателем колхоза будешь, — с улыбкой сказала бабка.
— Не, — Андрейка замотал головой, — трактористом буду, как дядя Костя.
В юрту вошёл отец, принёс седло и узду Рыжика. Андрейка перестал есть.
— Поведу сейчас Рыжика, — сказал отец, подвешивая HQ крюк седло и уздечку.
Как радовался Андрейка, когда отец впервые привёз от колхозного шорника седло и уздечку, каким нарядным в них выглядел Рыжик!
А теперь седло и узда зря будут висеть в юрте и напоминать о Рыжике.
— Ты побудь здесь, мать, я приеду скоро, — обратился отец к бабке Долсон.
— Ладно, побуду.
Андрейка вышел из юрты. Рыжик в старой и некрасивой узде стоял около осёдланного отцовского Воронка. Андрейка подошёл к Рыжику и отдал ему три кусочка сахару, которые не опустил сегодня в чай. Рыжик съел сахар и положил морду на Андрейкино плечо. От этого было щекотно, тепло и почему-то опять стало больно в глазах, как будто к ним поднёс кто-то большую едкую луковицу.
— Рыжик, Рыжик… — шептал Андрейка.
А Рыжик не больно покусывал его за плечо и, как всегда, вдруг ухватил зубами малахай, высоко задрал свою голову. Андрейка протянул руку за малахаем, Нянька стала подпрыгивать, но не смогла достать. Тогда Рыжик выпустил малахай и громко заржал. Андрейка знал, что Рыжику не нравится старая узда, что он сердится на отца, зачем тот унёс седло. Андрейка осмотрелся по сторонам, встал на Няньку, охватил руками голову Рыжика, придвинулся к самому его уху и горячо зашептал:
— Убеги от них! Беда тебя ждать буду… Убеги, Рыжик, скорей на Пронькин лог, убеги! Там ждать буду…
И Рыжик опять громко заржал.
Что за умная лошадь Рыжик! Понял, всё понял Андрейка соскользнул на землю и, не оглядываясь пошёл в степь. Нянька и Катя следовали за ним Вдруг Андрейка задел ногой что-то мягкое. Он на гнулся и поднял маленькую рукавичку. Это была рукавичка Дулмы, которую она потеряла в последний раз, когда они играли в «овечку». Ладно, надо будет отдать рукавичку Дулме. «В школе отдам», — решил Андрейка и засунул рукавичку в глубокий карман своего дэгыла.
Андрейка спустился в лощину, сел за старым колодцем и стал ждать. Нянька послушно уселась около него, и только Катя прыгала, играла и не хотела лежать.
— Возьми Катю! — приказал Няньке Андрейка.
Собака в два прыжка догнала Катю, крепко схватила зубами за шерсть и приволокла к Андрейке. Катя, зная по горькому опыту, что с Нянькой шутки плохи, улеглась и больше не вставала.
Через несколько минут Андрейка увидел отца. Отец ехал верхом на Воронке, а Рыжика вёл на длинном поводу. Рыжик упирался, не хотел идти. Отец поворачивал Воронка и подгонял Рыжика бичом, Андрейка тяжело дышал. Нянька, ничего не понимая, высунув длинный язык, смотрела то на Андрейку, то на Рыжика и готова была сорваться с места. Рыжик так упирался передними ногами, что Андрейка вдруг вспомнил, как говорил отец: «Усталому коню и узда тяжела». Рыжик, конечно, сейчас не устал, но ему была тяжела чужая узда. Рыжик не хотел никуда идти без него, Андрейки.