Поездка в Египет
Шрифт:
— Hip, hip, hurrah! заголосил Хаирредин, пускаясь в круговой пляс…
Предо мною во всем великолепии своей дымчатой мохнатой шкуры лежала без дыхания та самая овчарка, которую мне не раз случалось видеть по эту сторону реки… В недоумении взглянул я на Абдуррахмана; он покровительственно смотрел на Фанден-Боша и, как бы гордясь его удачей, смеялся добрым, беззвучным смехом.
— Eh bien? спрашивал Бельгиец, встревоженный моим молчанием.
— Mais je crois que c’est, пробормотал я — с'est a dire je crois que ce n’est pas… [92]
92
Я думаю, что это… т. е. я не думаю, чтоб это была…
— Au nom du ciel, pas un mot de plus, — ces braves gens vous comprennent peut-etre, прервал он меня, и лицо его сразу приняло выражение какого-то тоскливого беспокойства — comment? serait-се possible? Vous croyez? Non… non, mille fois non!.. Et pourtant un instant j'ai moi-meme eu cette hideuse idee [93] .
Я неумолимо продолжал разрушать воздушный замок его счастья.
— Существует, кажется два вида гиен, сказал я, — hyaena striata и hyaena punctata, полосатая и пятнистая; последней, насколько мне известно, в Египте не водится…
93
Бога ради, ни слова более, эти милые люди быть может понимают… Как? Возможно ли? Вы полагаете? Нет… Нет, тысяча раз нет. И, однако, представьте, была минута, когда меня самого тревожила эта отвратительная мысль.
Фан-ден-Бош все это знал.
— В таком случае укажите мне на мехе этой… этого животного хотя следы каких бы то ни было полос, и вдобавок смотрите: длинная вьющаяся шерсть…
— Абдуррахман говорить, что это ничего не значить, возразил он, — что если бы дать ей перелинять, появились бы и полосы…
— Обратите также внимание на уши: они почти висячие.
— Абдуррахман говорить, что это ничего, что она молодая, поэтому они и висят, а в последствии перестали бы висеть…
— А хвост? заметили ли вы, что он не от природы куц, что он обрублен? взгляните-ка!
— Видел, все видел… Абдуррахман говорит… Ах, я умоляю вас, не трогайте! Je vous jure que ces braves gens comprennent de quoi il retourne [94] .
Braves gens сразу почуяли во мне врага. Без сомнения они знали застреленную собаку не только в лицо, но и по кличке, и потому хотя к не понимали по-французски, все же конечно догадывались, о чем идет речь; тем не менее Хапреддин беззаботно доплясывал последние колена, Абдуррахман улыбался еще сердечнее, и оба со спокойною совестью смотрели мне в глаза, очевидно нисколько меня не опасаясь.
94
Клянусь вам, эти милые люди понимают, о чем идет речь.
— He never did see a hyaena? [95] шутливо спросил Абдуррахман, указывая на меня.
— Oh certainly you never did, [96] обратился ко мне Бельгиец, ободренный нежданною поддержкой.
Но комедия разыгрываемая Арабами начинала мне надоедать, и я постановил в уме, не откладывая, разрушить их замыслы откровенным объяснением с Бельгийцем.
— Друг мой, начал я, стараясь подкупить его сладким и речами, — это было генеральное сражение, следовало выиграть его во что бы то ни стало, друг мой, — после того, как вы подарили меня своим доверием, я позволяю себе называть вас этим именем, — разрешите мне дать вам совет: бросьте вашу добычу, не возите ее на пароходы и никому не рассказывайте про сегодняшнее ваше… приключение. Иначе над вами будут насмехаться, вы наживете ряд неприятностей и покроете себя позором в охотничьем смысле. Не обольщайтесь, — вы убили собаку, уверяю вас, я ее знал, я ее даже ласкал, я не могу ошибаться. Ваши braves gens в ожидании богатой милости собираются провести вас самым наглым образом. Одумайтесь, пока время не ушло…
95
Он никогда не видал гиены.
96
О, конечно, вы никогда гиены не видели
Фан-ден-Бош колебался; Абдуррахман с помощью Хаиреддина торопливо взваливал овчарку на плечи.
— Мне ведь не получать с вас бакшиша, продолжал я, когда мы двинулись к дому — я забочусь исключительно о вашем благе; мое бескорыстие, моя дружба…
— Because not he did kill, [97] перебил меня Абдуррахман, подмигнув самым добродушным образом Бельгийцу, что мгновенно придало последнему бодрости.
— Я не стану с вами спорить, сухо сказал он, — но как хотите, дружеский совет ваш пропадет даром.
97
Оттого что не он убил.
Несколько минут шли мы молча: Бельгиец был грустен, я сердит, Абдуррахман по обыкновению невозмутим, Хаиреддин суетлив как всегда.
— Вон навстречу идет человек: что-то он скажет? как бы про себя загадал Фан-ден-Бош.
Рысьи глазки Хаиреддина давно заметили приближающегося Араба.
— Бекир, Бек-и-и-и-р!!.. заорал он, маша колпаком над бритою головой, и затем, надседаясь, передал в малейших подробностях историю счастливой охоты — так, что когда Бекир подошел к нам, ему уже не о чем было расспрашивать, оставалось только поздравить охотника „с полем“ и полюбоваться на зверя, которого Абдуррахман по-прежнему удальски сбросил на песок. Бельгиец в долгом рукопожатии чуть не раздавил прибывшему пальцев. Бекир не продолжал своего пути и, чуя поживу, последовал за гиеной.
Еще три Араба поодиночке встретились нам дорогой: каждого на ружейный выстрел оповещал Хапреддин о подвиге Бельгийца, пред каждым Абдуррахман картинно сбрасывал ношу, каждый поздравлял отважного охотника в сделав с ним shake-hands, увязывался за нами. Когда собака общими усилиями была втащена на крутой откос, к жилищу, Хаиреддин снова пустился танцевать вокруг неё, а приставило четыре Араба, слегка похлопывая в ладоши, обступили Фан-ден-Боша.
— They did congratulate you, [98] сказал вполголоса Абдуррахман, и Бельгиец раздал им бакшиши.
98
Они поздравили вас.
Был восьмой час в начале, надо было торопиться назад, чтобы не опоздать к отъезду остального общества в Карнак, но любезные хозяева никак не хотели отпустить нас голодными. Сев в гробнице на пол пред миской с буйволовым молоком, мы похлебали его, черпая поочередно рюмкой с отбитою ножкой, выпили затем лимонаду из душистых зеленых лимончиков и закурили папиросы, в которые Хаиреддин накрошил гашишу [99] . Пока он учил меня, как следует, затягиваясь, жмурить глаза, Абдуррахман тихомолком увел Фан-ден-Боша в первую комнату и там в темном углу с минуту шептался с ним — Better than tipsy, never sorry, quite satisfied [100] , тараторил мне в ухо Хаиреддин; тем не менее я так расслышал за стеной звон отсчитываемых денег.
99
Гашиш приготовляется из особой конопли (cannabis indica); курить его много считается пороком, как пьянство. Людей буйных называют бранно «курителями гашита», ашашин, откуда, как известно, произошло французское слово assassin (убийца).
100
Лучше чем когда пьян, всем доволен.
На возвратном пути настроение духа Бельгийца менялось беспрестанно: он глядел то маем, то сентябрем, смотря по тому, предавался ли воздушному зодчеству или тонул в море сомнений. В последнем случае утопающий хватался за соломинки, в сотый раз расспрашивая Абдуррахмана относительно мохнатой шерсти, висячих ушей, обрубленного хвоста…. А.рабу редко приходилось отвечать, ибо в подобные минуты нас обыкновенно обгонял осел, на котором поперек седла болталось всеми членами окровавленное животное, что неминуемо повергало Фан-ден-Боша в свирепый восторг. Порою при каком-либо его вопросе, всегда весьма кстати, овчарка с хрустом сваливалась наземь, и молчаливый Абдуррахман вместо ответа с улыбкой указывал Бельгийцу на её полуоткрытые черные как смоль близко посаженные глаза, действительно имевшие дикое выражение. Соломинки мало-помалу сплачивались в крепкий мост, влюбленный счастливец благополучно выбирался по нему на желанный берег, и на душе его, как в небе, пели жаворонки.