Поездом к океану
Шрифт:
Слова Риво уязвили его сильнее, чем он хотел показать. Пусть пьяный бред престарелого генерала, которого если не сегодня, так завтра попросят из Отеля де Бриенн, отправят в отставку и дело с концом. Оттого старик и злился, изливая собственную желчь на близких людей. А кто ему ближе семьи? Да и ближе Юбера — кто?
В Констанце еще не все было потеряно, а сейчас, в Париже, даже должность ему придумали такую, чтобы приносил поменьше вреда. Начальник над начальником в КСВС. Человек, который в действительности мало что контролирует. В реальности же — вообще никому не нужен. Списали, но так, чтобы было не слишком заметно.
Что
А для старого генерала, который столь во многом ему помог, его поиски — предательство.
И неважно, что сам Юбер считал и это — верностью. Хотя бы Франции и собственному пути. Всех чувств — безусловных и истинных — у него оставалось лишь два. Любовь к стране и любовь к Аньес. Их он защищал бы даже тогда, когда совсем перестал бы быть с ними в согласии.
Тишину нарушила музыка, снова заигравшая в гостиной, где танцевали двадцатилетние — дочь и сын генерала Лаваля, племянница Риво, младший брат Байена. Куда с большим удовольствием Юбер присоединился бы к ним, но ему уже никогда не будет двадцать лет.
— Браво, подполковник, — выпалил генерал, откинувшись на спинку стула и принявшись аплодировать с нарочитой неторопливостью, даже ленцой. — Браво! Размазали по стенке всех наших политиков вместе взятых и заодно с ними военачальников! Кто возразит против сказанного этим мальчишкой? Кто еще здесь своими глазами видел? Авторитет битого бойца! На это коммунисты и давят. А вот что я вам скажу, мой дорогой друг Юбер, — он перестал хлопать и наклонился через стол, опрокидывая посуду и мало этим озадачиваясь. Оставалось лишь удивляться тому, что речь его все еще связная, тогда как сам Риво даже взгляд фокусировал с трудом, — вот что я скажу, мой мальчик. Мало видеть! Надобно еще и понимать чуточку больше. Уметь мыслить. А этому солдат не учат, и вас не учили. Вы не прошли Сен-Сир[1], у вас нет опыта Великой войны. Потому технически — вы лишь кусок мяса, который способен на подвиг, но едва ли поймет, зачем его совершать. Вы силой духа живете, а не разумом. Чувствами, а не здравым смыслом. Как с Карлом Беккером, так?
— Как с Карлом Беккером, — улыбнулся Юбер. — Пристрелить его было правильно с точки зрения справедливости, и я пристрелил. А вышло бы куда больше проку, если бы мы передали его Сражающейся Франции[2], но я солгал, что он пытался сбежать и что у меня не было выбора. Я ненавидел Карла Беккера. Он был начальником лагеря для военнопленных в Меце, когда я там находился.
— О, Господи, — вспыхнула Розмонд и заинтересованно, вопреки изумленному возгласу и должному состраданию, уставилась на Анри. — Вы, надо думать, очень страдали… Он был садистом, верно?
— Он был немецким офицером. Это уже преступление.
Конец его реплики померк от взрыва хохота в гостиной. Молодого и звонкого. И в столовую распахнулись двери, впуская юных родственников Риво и Лавалей. Они галдели наперебой, пытаясь что-то сказать, но никак не выходило выделить главное.
[1] Особая военная школа Сен-Сир ('Ecole sp'eciale militaire de Saint-Cyr) — высшее учебное заведение, занимающееся подготовкой кадров для французского офицерства и жандармерии. Девиз — «Учатся, дабы побеждать». Основано в 1806 году Наполеоном Бонапартом. Среди выпускников: одиннадцать маршалов Франции, шесть членов французской академии, трое глав государства (Мак-Магон, Петен и де Голль), а также Шарль Фуко и Жорж Дантес.
[2] До июля 1942 года — «Свободная Франция» (la France libre) — патриотическое движение французов за освобождение Франции от нацистской Германии в 1940–1943 годах. Военные, примкнувшие к этому движению, образовали Свободные французские силы (фр. Forces francaises libres, FFL). Движение возглавлялось генералом Шарлем де Голлем из штаб-квартиры в Лондоне.
Потом оказалось, что привезли кинопроектор, заказанный генералом, и можно устроить сеанс, все-де уже готово, в гостиной натянут экран. Кто же станет с таким спорить? Ужин был спешно завершен, и гости с хозяевами переместились в другую комнату. Свет погасили, закрыли шторы. На белом полотне запрыгали, задребезжали, нервно задергались кадры, а потом выровнялись. И Юбер медленно выдохнул. Или, вернее сказать, перевел дыхание. Звуки музыки из титров тому способствовали. Можно было прикрыть глаза и ни о чем не думать. Благословенна темнота, даровавшая счастье не думать!
Ему думать не по статусу. В этом генерал был прав. Сейчас старик добрался до своего кресла с графином и бокалом наперевес, и Симона при гостях делает вид, что все в порядке и этак у них заведено. А назавтра он протрезвеет и, конечно, принесет Лионцу свои извинения. И даже, скорее всего, сожалеть будет от чистого сердца, а не потому что так положено. Возможно, они выкурят свою трубку мира, в смысле любимые обоими Монте-Кристо в рабочем кабинете Риво в Отеле де Бриенн. А потом Юбер уедет в Индокитай с экспедицией и вернется дай бог чтоб к осени.
И где жизнь покажется ему более настоящей — еще неизвестно.
— Анри, — раздался едва слышный шепот Симоны, сидевшей рядом. — Анри, могу я попросить вас?.. Грегор заснул… Поможете?
Риво и правда задремал в своем кресле, положив начало внушительным руладам изумительно грозного храпа. Голова его устроилась на спинке кресла, обе руки — на подлокотниках. В одной он все еще сжимал бокал. Его губы по-детски кривились, а густая седоватая шевелюра, обычно гладко уложенная, немного взбилась у виска. Как неожиданно к людям приходит старость!
Юбер усмехнулся и повернулся к Байену, кивнув на генерала. Тот едва удержался от смеха и с готовностью вскочил с места. Байен был славным малым. При всем своем стремлении к независимости капитан частенько напоминал Лионцу ласкового щенка. Он удивительно крепко любил Брижит, но редко это показывал. Был остроумен, смешлив и слишком часто выражал свою точку зрения, о которой его не спрашивали. Риво делал вид, что недолюбливает зятя, но в действительности давно уже к нему привык. Впрочем, Юбер был в том уверен, старик куда сильнее обрадовался бы родству с кем-нибудь более знатным, богатым или хотя бы имевшим заманчивые перспективы. Но после смерти сына не мог неволить единственного оставшегося ребенка в вопросе выбора мужа.
Сейчас Анри и капитан Байен осторожно, чтобы не мешать остальным и не отвлекать их от просмотра, подхватили сонного генерала под руки, тот вздрогнул и вяло спросил:
— Я все пропустил?
— Нет, кое-что осталось, — весело ответствовал Юбер, — например, несколько часов сна до похмелья.
— У него не бывает похмелья, — усмехнулся Байен.
И они повели Риво к нему в комнату. Тот не сопротивлялся, лишь уронил бокал да опрокинул графин, стоявший на полу у кресла. Тихо не получилось. Все отвлеклись.