Поэзия любви в прозе
Шрифт:
Поражал еще и тот факт, что он был самоучкой. Глядя на него со стороны, кажется, что он самый обыкновенный молодой человек: симпатичный, образованный, хорошо сложенный, уверенный в себе, приятный в общении. А когда осознала, что он способен создать, я смотрела в его глаза совершенно иначе. С тех пор я четко видела в нем скрывающийся от всех глаз более глубокий мир непостижимого, мысли, которые складываются в волшебство, и его искусство. Меня продолжало неумолимо тянуть к нему.
Скромность – не для тех, кто хочет пробиться в люди. А мне он казался временами скромным. Я сделала его лирическим героем моих стихов, в которых он так красиво отразился. Казалось, все люди как люди, а он изящная картина, нарисованная
Ох, уж эти люди искусства. Им нужна любовь, страсть, вдохновение, искренность и иллюзорность. Их миры и души такие хрупкие, с их внутренними критиками, с их сложностями в карьерных лестницах и огромными мечтами. Жизнь мечты, которая иногда так и не сбывается. Но счастье в том, что есть она – эта мечта, свет, надежда, двигатель. Это то, что заставляет дышать глубже и дает тебе роль «деятеля искусства», которую как минимум очень приятно играть. Ты воспаряешь даже над простыми серыми прохожими, зная лишь одну тайну, – у тебя есть дар. Да, таких людей не так уж и много, но в каждом мужчине живет творец. [Ну и этот талант должен быть признан, иначе – пустые слова]
Вся сложность любви к художнику – вопрос хлеба и зрелищ. Их жизнь – феерия, сложнейший механизм из отчаяний, исканий, попыток, вдохновения. Это люди эмоции, но эту эмоцию нужно уметь продать. Свои зрелища нужно уметь превращать в хлеб, но многие от голода отрекаются романтики. Остаются преданными грезам лишь сумасшедшие или хранимые своими же крыльями. Крыльями, которые бывает так трудно раскрыть, за которыми хочется прятаться, которыми греешься, боясь из поднять и взлететь.
Помню, как мы сидели с ним поздним вечером, и я обнажала перед ним подробности моего творчества, тайные символы и завуалированные мотивы. Я читала ему вслух. Это было так откровенно, так интимно. Он томно смотрел и тихо спрашивал обо всем, а утопала в его голубых глазах и училась дышать под этой водой. То, как трепетно он относился к моим блокнотам, страницам, ручкам… А мне позволялось болтать с ним пока он рисовал. Мы говорили обо всем на свете и порою было даже не важно о чем. Он знал цену искусства. Понимал и поддерживал во мне этот огонь. А потом я часами всматривалась в его картины и писала о нем стихи. В мотивы своих творений он меня не посвящал, может, где-то на холстах был и мой след.
Стать его музой? А хвалило бы мне умения вдохновлять и чувственности? У меня и шелка не было, чтобы носить на голое тело, да и волосы не струились по спине – подстригла по плечи, сняв груз прошлой нелюбви. Тут можно упомянуть народную фразу «чтобы стать женой генерала, нужно выйти за рядового». Да, повесть о великой женщине-вдохновительнице – образ который идет в противовес женщине-пиле. И, по сути, оба они реальны и применимы на практике. Но как нам известно, за каждым мужчиной стоит сильная женщина. И думаю, так оно и есть. Но я даже боялась занять такую ответственную должность в его жизни. Или просто не верила, что человек с такой глубиной души может найти в ней особые чувства ко мне – я считала себя слишком простой для этого.
С одной стороны, женщина может возвысить мужчину до небес своей любовью и восхищением, контрастом беззащитности на его фоне и превратить его в кого угодно, закрывая свои глаза на его шероховатости и открывая его глаза на новые горизонты. Но, с другой стороны, в этом можно разглядеть подтекст зависимости. Если женщина – единственный источник вдохновения, мужчина будет прикован к ней, и все его поступки будут подвластны ее движениям, настроениям и желаниям. Спорная ситуация [и, возможно, я слегка сгустила краски].
И тут явно стоит задеть тему критики. Судя по моему скромному исследованию люди переваривают только мистическую «конструктивную критику» [и хочется свято верить, что конструктивная критика – это критика, а не попытка критика поправить то, что критикуемой особе не кажется столь значимым и принимается таким как есть… попытайтесь понять посыл этой фразы]. Когда люди критикуют, по сути, они хотят, чтобы к ним прислушались, выразили понимание. Но только один мой весьма мудрый друг сказал, что в ответ на свою критику он хотел бы одного – молчания. Не попытки оправдаться, не агрессию и не доказательства обратного, а просто молчание – принятие и уважение, без попыток спорить. Все равно все останутся при своем – не стоит спорить лишний раз.
И временами печальное молчание моего художника меня ранило. Никто не критиковал его цветопередачу, расположение объектов или подбор материалов. Если и критиковали, то под удары попадал его выбор быть художником [если единственное желание можно назвать выбором], критиковали не его искусство, а факт того, что он брался за кисть, что не было золотой жилой или хотя бы гарантом мнимой стабильности.
Но никто и не думал, что только рисуя, он дышал и был собой. Конечно, помимо часов работы за холстом он еще и работал, но то, что у него была даже эта пара часов, когда он наслаждался кистью в уверенной руке, яркими красками и маранием девственно чистых холстов, было для него свято и неприкосновенно. Когда кто-то говорил о нем с непониманием или насмешкой над мечтателем, я принимала это на свой счет: будто царапая до крови и обложки ножом проводили по задним страницам моих ежедневников и планеров, где я писала свои душевные стихи, как бы перелистывая рабочие будни и бытовые вопросы, скрывая любовь к поэзии на задворках. Когда его недооценивали, мне катастрофически хотелось за него замуж!
Мораль XV : когда вы критикуете, помните о том, что ваша цель – помочь человеку стать лучше, а не расстроить его. Если ваша цель другая – заткнитесь! [Будь вы на том месте, вы бы точно захотели заткнуть рот другому]
Сложно ли любить художника? Нужно чувствовать его. Нужно давать ему свободу и любовь, быть другом и любовником, выслушать и поддержать, верить и помогать. Понимать тонкие грани и менять настроения. Никогда не выводить его в слишком суровую реальность, а лучше где-то за руку с ним блуждать по улочкам его невероятных миров, созданных им самим.
Сложно любить художника. Сложно. Если обычный человек редко впадает в отчаяния и задается вопросами о смысле жизни, любви, устройстве мира и прочем, то художник впадает в такие состояния гораздо чаще. И это пороховая бочка. Взрыв или разнесет в клочья, что придется долго собирать себя по частям, или вознесет до небес, где тоже может возникнуть масса вопросов и поводов для рефлексии. Всю эту романтику, во многих моментах надуманную, трудно поддерживать. Художники тоже не лишены участи платить коммуналку.
А что же мой художник? Он метался по этой жизни, не разбирая дороги. В той нашей компании только мне было дано понять, что блеск в глазах – это отражение звезд, на которые он смотришь, лишая себя минут сна, каждую ночь и хочешь лишь коснуться. С ним было спокойно, тепло. Быть может, впервые я почувствовала себя «художницей» именно рядом с ним.
Вряд ли я когда-нибудь о нем забуду. Я видела, как оттачивалось его мастерство, как он приобретал свою манеру. Из него вырывались невероятные творческие идеи, а иногда он уходил в себя. Его перемены были невообразимы, цикличны. Наши отношения были мимолетными. Вообще, жизни тех, с кем он хотел стать ровня, легендарны, искрометны. И такая маленькая жизнь была между нами.