Поэзия любви в прозе
Шрифт:
Они рассказывали душевные истории, Таксист все, скрываясь под столом, опускал руку с обручальным кольцом мне на колено, от чего я, смеясь, упорно отмахивалась, пока другую руку мне целовал Бригадир. На наш уютный приглушенный шум, как мотылек на свет, пришел с легкой и таинственной грустью в глазах друг проводника. Как ни странно, он сел рядышком на соседней полке в ногах спящего мужчины, излил мне душу, и душа нашей компании Бригадир, воспользовавшись случаем его непосредственного присутствия, попросил принести третью чебурашку в студию! Проводник удалился исполнять просьбу, оба философа – и Таксист, и Бригадир – попросив «дернуть за стоп-кран проводника с третьей», ушли прокуривать тамбур, и я осталась в милом обществе Друга – единственного
И мой молодой Друг, как и все мужчины тем вечером, тоже решил открыть мне потемки своей души и сокровенные тайны. Он говорил, что он не пользуется успехом у противоположного пола, не уверен в себе и сложно ему завязывать новые знакомства, а я ему понравилась и даже очень – такая смелая и открытая – казалось бы, полная его противоположность. Но перед собой я видела человека, который выглядел простым и открытым, при этом интересным и глубоким, и очень даже симпатичным. До нашего разговора с глазу на глаз он видел перед собой совершенно другую девушку, а тут оказалось, что я и моложе его самого, и блефую временами. Мы были в восторге от того, что происходило с нами в этом простом плацкартном вагоне, и в тот момент я поняла, что финал этого вечера будет еще романтичнее. Меня как током пронзило. Я как-то немного влюбилась в него, а и он, кажется, тоже немного…
Самое нелепое было то, что я зашла в поезд раньше, чем он, а выходить он будет раньше всех из нашей компании. В этом мире просто так пересечься сложно, пусть и познакомила нас такая банальная случайность. Но я знала, что это не просто так, что в этом есть более глубокий смысл и, может даже, рука судьбы. Как только еще Бригадир первый раз протянул мне стакан, я поняла, что буду вспоминать этот вечер с чувством особой ностальгии и не раз. Но что все будет так невообразимо прекрасно, я не могла предположить. Поэтому я не смотрю фильмы от скуки. От них мне становится еще скучнее, сценарии моей жизни писались и то более интригующим образом, хоть и были реальностью в отличие от выдумки, напичканной спецэффектами. Даже наличие всех усилителей и возможностей, режиссерам часто не удавалось зацепить меня так, как иногда цепляла вереница случайных фраз прохожих или внезапно найденный в сборнике чей-то стих.
Наши философы вернулись и выглядели уже вполне пьяными. Они успели за следующие пол часа и водку на пол пролить, и высказать все, что давно мертвым грузом лежало на душе. Мы с Другом безотказно их выслушали – он Бригадира, я Таксиста. По обрывкам фраз слышала, что Бригадир говорил об ответственном выполнении работы, о трудолюбии, а Таксист говорил о сложностях отношений с женщинами, о взаимопонимании. Это длилось еще минут двадцать и было наполнено таким жизненным смыслом, который может не всегда был ясен праздно живущим величайшим мыслителям, что и мыслили лишь от безделья. И успокоив все возражения, сказав, что такова жизнь, но она все же она прекрасна, мы уложили их спать. Таксист, сказав, что ему со мной ехать до конца, скрутился под простыней на своей нижней полочке соседнего купе, я укрыла Бригадира, который, не смотря на все выпитое, с легкостью забрался на свою верхнюю боковую, и он попросил меня разбудить его в шесть утра. Прям под Бригадиром, не тревожа его сна, мы с Другом уселись на его же полочке рядышком и просто молча смотрели в окно напротив. Ему предстояло выходить в четыре часа ночи.
Мы говорили о чем-то своем, о лирическом, вспоминали приятные моменты из прошлого. За окном пробегали фонарики, мелькали села и маленькие города, был слышен стук колес, чей-то храп на другом краю вагона, дыхание множества спящих людей и наш негромкий разговор. И в этот момент мне очень захотелось, чтобы он меня обнял. Будто прочитав мои мысли, он даже спросил на это разрешения… «Знали бы мужчины, о чем думают женщины, ухаживали бы в пять раз смелее»30
Он был теплым, к нему хотелось прижаться ближе, согреться. В плацкарте, как в Советском Союзе, секса нет, но романтики будет побольше, чем в купе, автобусах и самолетах. Все вокруг спали и только мы понимали, насколько нам сейчас хорошо. Никому, наверное, в плацкарте так хорошо никогда не было. И всем, кто нас окружал в тот момент, даже не снились такие сладкие сны, каковой была эта реальность. С каждой минутой времени оставалось все меньше и меньше. Вспоминая это сейчас, хочется пережить еще раз.
Его милый образ – противоположность всем тем охотникам на женские сердца и разумы, который встречались на моем пути, но и не задерживались надолго. В тот момент я влюбилась в него окончательно: он был и интересный, и умный, и красивый, и добрый, и в меру скромный. Все, что мне было нужно – было в нем. Но я с доброй грустью понимала, что он выйдет на следующем вокзале, я поеду еще дальше, и кто знает увидимся ли мы когда-нибудь снова. Хотелось остановить это мгновение или изменить ход событий… Но поезд все ехал вперед по рельсам, а его вокзал был все ближе. Хочется еще раз вернуться в тот вагон, зайти и увидеть все тех же на прежних местах. Безумно хочется.
Друг говорил мне о себе с надеждой, что я его пойму. И я прекрасно его понимала и принимала таким прекрасным, каким он был. Он спрашивал и меня о моем душевном, и прижимал теснее, узнавая о моих печалях. Ему хотелось меня утешить, не формально, как бы «к слову», а искренне, что мне так редко удавалось чувствовать от хороших знакомых. Никогда не искала в ком-то утешения и маленькие недочеты в жизни не преувеличивала до значения горестей, но все же его искренность и нежность ко мне была так приятна. Мне очень хотелось его поцеловать. Это было чувство влюбленности, а не азарта и не ответный интерес, как чаще всего случалось. Я влюблялась в отношение к себе – как в книжечке написано. Но я не могу сказать за что именно он мне понравился, как по лучшему правилу любви [любить просто так, а не за что-то].
Когда поезд уже подъезжал к городу, он сказал: «Можно тебя поцеловать?» Он аккуратно наклонился ко мне и нежно коснулся губами. Не так как целуют герои-любовники, а сладко и чувственно. С тем самым сладким чувством, а не со знанием тактик и техник! Знаете, как это ни странно, ему удалось за один вечер затмить всех тех дамских угодников, что пафосно пытались флиртовать и считались хоть писаными красавцами, хоть ловеласами. Он целовал меня искренне, теряя и боясь терять. Я была его мгновением [а тут сейчас можно красиво сказать, что вся жизнь – мгновение, и логический вывод напрашивается сам собой – будто я вся жизнь]. Нам не нужно было думать, а что будет дальше, кто что чувствует и о прочем. Хорошо здесь и сейчас. Он вышел на вокзале, но вряд ли уйдет из моей памяти.
Нашим невольным и немым свидетелем был только пустой стакан, пахнущий водкой и чаем, который под утро Бригадир отнесет проводнику, оплатит мне кофе, поблагодарит, что я его разбудила, подмигнет насчет Друга, передаст привет еще спящему Таксисту и скажет на прощание: «Был бы я помоложе, женился бы, заказал тебе кофе в постель, проводнику свиснешь – принесет, спасибо Дорогая». Вот такой у меня был первый в жизни кофе в постель.
Мораль XX : momento mori , что по латыни «помни о смерти». «И это пройдет», лишь успейте насладиться.
Я еще недолго полежала на своей полочке [когда использую этот оборот чувствую себя крохотной статуэткой], а потом пошла просить свой кофе в постель [кофе на полочку]. Проводник был рад меня видеть в своем купе, расспрашивал о моих друзьях – оказалось Бригадир не сдал полотенце с постельным. Он был удивлен, когда узнал, что я была знакома со всеми ровно столько же, сколько ехала в поезде. Со стороны у него возникло впечатление дружной компании, где многие, может, и не один год знают друг друга. Если честно, даже у меня было такое впечатление.