Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект
Шрифт:
По-разному характеризуют также природу, продуктивность и сферу распространения парных слов или словосочетаний, их считают то архаическим реликтовым явлением паратаксиса, то специфически фольклорными, т. е. обладающими заранее заданной художественной функцией, то живым продуктивным явлением устной разговорной речи.
В языке художественной литературы парные слова — важный элемент стиля Н. А. Некрасова, А. В. Кольцова, П. П. Бажова, А. Т. Твардовского и других писателей, сознательно ориентирующихся на народный язык или испытавших значительное влияние фольклора. Причина внимания писателей к этому средству состоит, видимо, в том, что парные слова до сих пор сохраняют свою первобытную образность, выражая ее в кратчайшей форме как «суждения синтетические, состоящие в сочетании двух равно субстанциальных комплексов» (Потебня 1968, 218).
В поэтических произведениях М. Цветаевой насчитывается
Как правило, М. Цветаева использует не столько устойчивые сочетания народно-поэтического характера, сколько саму модель этих сочетаний, чаще всего их структуру. Но иногда исходным элементом является один из членов фразеологической единицы. Так, при одном употреблении сочетания жар-птица (И., 375) зафиксировано 7 индивидуальных сочетаний с первой частью жар-: на жар-груди (И., 370), жар-девица (И., 352), жар-корабь (И., 344, 361), жар-платок (И., 358), жар-самовар (И., 362). Сочетание Царь-Девица (И., 341, 352, 358, 416), обозначение главного персонажа и название поэмы, вызывает 12 других образований со словом царь: царь-буря (И., 356), царь-дурак (И., 401), царь-город (И., 379), царь-мой-лебедь (И., 390), царь — кумашный нос (И., 398); царь-парус (И., 391), царь-хитростник (И., 372) и др. Такая свободная заменяемость второго компонента устойчивых сочетаний жар-птица и Царь-девица делает и первый их компонент более свободным, т. е. происходит обновление внутренней формы фразеологизма, элементам жар и царь (в тех случаях, когда эти слова не выступают в номинативной функции) возвращаются свойства эпитета, т. е. прилагательного. Недифференцированность краткого прилагательного и существительного с той же основой наблюдается в таких образованиях, как млад-гусляр (И., 388), светел-месяц (И., 355).
М. Цветаева много и плодотворно экспериментирует в этом направлении, соединяя с существительным разные части речи вплоть до сочетаний на уровне предложения, а также и отдельные морфемы, тем самым субстантивируя их (поскольку они присоединяются к существительному дефисом) и употребляя в атрибутивной функции, т. е. как эпитет:
В наш– час — страну! в сей– час — страну! В на-Марс — страну! в без-нас — страну! (И., 295).Дефис, будучи то разделяющим (сей-час), то соединяющим (наш-час, без-нас), уравнивает наречие со словосочетанием, а словосочетание уподобляет предлогу, превращая тем самым предлог в самостоятельную часть речи, способную стать окказиональным эпитетом; ср. также: «Справляли заутреню сквозь-сном и весной». Словосочетание и целое предложение в роли эпитета находим в строчках:
Рай-город, пай-город, всяк свой пай берет, — Зай-город, загодя закупай-город (И., 479); Где старец тот Осип С девицею-свет-наш-явлен? (И., 699).Особый интерес представляют сочетания типа дым-туман, змей-паук, соединяющие в себе свойства сочетаний трех типов: синонимических (типа путь-дорога), определительных (типа жар-птица) и состоящих из двух равноправных элементов — «двандва» (типа гуси-лебеди). Они наиболее типичны для аппозитивных сочетаний вообще, так как природа аппозиции проявляется в них наиболее полно: «Поскольку сочетаемые слова только сопоставлены без выражения зависимости, все члены сочетания
Парное сочетание может конденсировать в себе сюжет целого эпизода, а существительное-определение представлять собой «свернутую» метафору. Так, в сочетании сапог-леденец, непонятном вне контекста, скрыта свернутая метафора, изображающая встречу Царь-Девицы с дядькой-оборотнем — метафора, хорошо подготовленная предыдущими строками:
Руки в боки — ровно жар-самовар! Зычным голосом речет: «Где гусляр?» Дядька в ножки ей — совсем обопсел! Аж по-песьему от страху присел. Д'ну по доскам башкой лысой плясать! Д'ну сапожки лизать, лоснить, сосать! Д'как брыкнет его тут Дева-Царь по башке: «Что за тля — да на моем сапожке?» Д'как притопнет о корабь каблучком: Дядька — кубарем, а волны — ничком! «Будешь помнить наш сапог-леденец! Где гусляр — сын царский — знатный певец?» (И., 362).Свернутыми метафорами являются и сочетания черный взгляд-верста (И., 351), за плечьми-просторами (И., 422), летами-плесенью (И., 372). Такие метафоры, как и сочетание жар-птица, представляют собой характерный пример синкретизма названия предмета с его признаком, определения и определяемого.
Одним из средств семантической конденсации в поэзии М. Цветаевой является активное употребление субстантивированных форм различных частей речи, как узуальных, так и окказиональных, например:
Квиты: вами я объедена, Мною — живописаны. Вас положат — на обеденный, А меня — на письменный (И., 302); Двусторонний клинок, синим Ливший, красным пойдет… Меч Двусторонний — в себя вдвинем. Это будет — лучшее лечь! (С., 260); Но узришь! То, что в мире — век Смежение — рожденье в свет. Из днесь — В навек (С., 202); Мир без вести пропал. В нигде — Затопленные берега (С., 71)Этот тип трансформации оказывается таким органичным в стиле М. Цветаевой потому, что субстантивированные формы, становясь существительными, сохраняют в себе и семантику производящих частей речи с адъективными, предикативными, адвербиальными и т. д. способами представления смысла. Наиболее подвержены субстантивации и в языке, и в произведениях М. Цветаевой прилагательные и причастия.
Подсчет субстантивированных прилагательных и причастий в издании 1965 г. (И.) показывает, что их окказиональное употребление почти вдвое превышает узуальное, что свидетельствует об осознанном внимании поэта к этому типу словообразования и морфологическому сдвигу. Некоторые стихотворения оказываются целиком построенными на субстантивации прилагательных и причастий, находящихся в синонимических или антонимических отношениях: «Попытка ревности», «Стихи к сироте», «На льдине — любимый…», «Скороговоркой — ручья водой», «Минута», «Наяда», «Есть в мире лишние, добавочные…», «Полюбил богатый — бедную…» и др.