Поганое поле. Возвращение
Шрифт:
Колдун не ожидал нападения в физическом плане. К тому же был занят тем, что сдерживал коня. Но тем не менее, получив несколько ударов, зарычал и потянулся к кривому ножу на поясе. Я мог бы заколоть его шпагой, но сработали боксерские рефлексы.
Отпрыгнув, я направил на него печатки.
— Завали хлебало! — рявкнул я. Не знаю, почему у меня вырвалась именно эта фраза.
Беснующийся конь, разом избавившись от магического воздействия с двух сторон, успокоился и, храпя, поскакал прочь, куда-то за машину, за пригорок.
Колдун
И М-стикеров не понадобится…
Сидя на земле и трясясь, колдун медленно вынул из ножен кинжал. Он продолжал смотреть на меня, но не тяжелым презрительным взором, как поначалу, а загнанным, испуганным. В этом взоре было неверие. “Как такое могло произойти?” — спрашивал этот взгляд. Он замычал, но разжать челюсти не сумел. Потом резким движением вогнал кинжал себе в глаз.
Я поморщился, но не отвернулся.
Колдун выдернул клинок трясущейся рукой и снова ударил — туда же.
Наконец выпустил кинжал и завалился назад. Челюсти у него расслабились, рот раскрылся, и я услышал выдох, как от облегчения. Из глазницы хлестала розовая артериальная кровь, пачкая пожелтевшую траву.
БОЕВОЙ РЕЖИМ ОТКЛЮЧИТСЯ ЧЕРЕЗ 8… 7… 6…
Я повернулся к рыжему и черному, уже понимая, что не успею ушатать сразу обоих. Контроль над конем с М-стикером был утерян — конь убежал слишком далеко, и, кажется, М-стикер отвалился. Боевой режим сейчас выключится, и от стрел мне не увернуться. Кира лежит без сознания. Гончие так и не набросились на меня, но могут разорвать меня в любое мгновение.
БОЕВОЙ РЕЖИМ ОТКЛЮЧЕН
Я уставился на двоих Отщепенцев. Они тоже таращились на меня во все глаза. Без испуга, но и без ненависти. Скорее, с одобрением.
— Довольно! — сказал рыжий. — А ты молодец! Завалил Гришана и его боевого коня!
Оба Отщепенца одновременно спрыгнули с коней, подошли к мертвецу, поглядели на него секунду. И принялись раздевать.
Мне было плевать на то, чем они занимаются. Психи полные! Я поспешил к Кире, которая уже приходила в себя. Помог отыскать в пыли свалившиеся очки. Она протерла линзы плащом и надела очки, сев прямо на земле.
— Я в порядке, — прошептала она, шаря глазами вокруг. Отщепенцы увлеченно раздевали мертвого товарища, не обращая больше ни на что внимания. — Что творится?
— А хрен его знает! Больные на всю голову!
К нам широким шагом подошел рыжий. Он был высок, выше меня на полголовы. Улыбаясь, протянул мне сложенные шмотки рыхлого колдуна, включая доспехи и окровавленный кинжал.
— Это теперь твое! — объявил он.
Я принял “подарок”, взял кинжал, а остальное швырнул под ноги. До меня медленно, с трудом, доходила суть произошедшего. Я — самый обыкновенный парень — стал колдуном, который победил уже второго мага! Случайность? Везение? Если везение, то когда оно кончится?
— Ножик я возьму. Но
— Как хочешь. Твое право. Отдаешь его мне?
Я приподнял брови. У них дефицит со шмотьем, что ли? Или в одежде колдуна есть что-то ценное? Витька не одобрил бы такой шаг.
— Да, — все же сказал я.
— Благодарю тебя, — серьезно сказал рыжий и протянул руку. — Меня зовут Викентий, а это Франсуа. — Он показал на молчащего до сих пор черноволосого спутника. — Ты победил Отщепенца в честной схватке и теперь ты — один из нас. И все, что принадлежит Гришану — твое. Его кони, скот, хата, наложницы и дети.
***
Сложившаяся ситуация категорически мне не нравилась, несмотря на упомянутых наложниц, которые достались мне “в наследство” от убитого Гришана Рыхлого. Но поделать с этим я ничего не мог. Выдохся. Если б Викентию и Франсуа приспичило захватить нас с Кирой в плен, нам бы нечего было им противопоставить.
Однако Отщепенцы не нападали. Это и тревожило, и радовало. Тревожило, потому что это могло означать, что для нас заготовили еще большую гадость, а радовало, потому что у Отщепенцев, по всей видимости, есть свои “понятия”, кодекс чести, “бушидо”.
Как бы то ни было, сражений больше не намечалось. И то хорошо.
— Ви зрили йии давно, — сообщил Франсуа, впервые заговорив на моей памяти. — И агнию воскурили.
Я уже худо-бедно понимал их “южный диалект”. Кажется, он сказал, что со своими спутниками спалил нас с Кирой давно и “воскурил” огонь по этому поводу. Видимо, чтобы уведомить кого-то еще.
Встрял рыжий Викентий:
— Француа не говорит на северном языке. Как и большинство Отщепенцев. Придется тебе выучить язык, бро.
Меня удивило это “бро”, но удивление от усталости и пережитых страстей долго не продержалось. Странный у них язык. И не чистый, как сиберийский, раз в нем есть такое слово, как “бро”.
— Твоя женщина сказала, что вы хотите прирастать… то есть стать нами… — продолжил он.
— Она не моя женщина, — поправил я. И покосился на Киру.
Викентий нахмурился.
— Тогда она тоже должна пройти испытание.
— Сражаться с вами?
— Да. А до этого она не пересечет границу наших земель. Можем сделать это прямо сейчас.
Он отступил и положил руку на рукоять сабли.
— Как она с вами сразится? Ты же колдун! То есть ведун! Вы оба ведуны!
— А она — нет? — зачем-то уточнил Викентий, хотя, как я подозревал, знал, что у Киры нет магических способностей. Он должен чувствовать. Наверное, ему надо было услышать это от нас самих.
— Нет.
— Плохо. Отщепенцы все — ведуны. Ей запрещен вход.
Я подумал. И сказал:
— Ну и черт бы с вами. Мы поедем своей дорогой!
“Не очень-то и хотелось, — добавил я про себя. — Придется только и заниматься, что сражениями и болтовней на странном языке”.