Погоня за призраком: Опыт режиссерского анализа трагедии Шекспира "Гамлет"
Шрифт:
И тут-то проснулась в ней та святая сила жертвенности, которая составляет, может быть, самую сильную и прекрасную сторону женского характера, та сила, которая заставляет женщину безоглядно бросаться в самые безнадежные и заведомо обреченные отношения, надеясь на то, что ее чувство спасет и излечит мужчину. Она поняла одно: ему плохо, он мучается, надо спасти его, ведь он болен. И в ход пошли молитвенник, заклинания:
— Святые силы, помогите ему!
— Нет, ей место только в монастыре! — Снова уговоры. И почти дословно повторяя Лаэрта: «Будь непорочна, как лед, и чиста, как снег, — не уйти тебе от напраслины». Но Офелия все надеется на Небо:
— Силы небесные, исцелите его!
Теперь ему остается одно — спасаться. А для спасения способ есть один, надежный и испытанный, — цинизм. И Гамлет пускает его в ход, топча все лучшее, что всколыхнулось в нем от прикосновения этой пре-красной жертвенной любви. Оболгать, опошлить, извратить! Это он умеет:
— Наслышался я и про вашу живопись. Бог дал вам одно лицо, а вам надо завести другое. Иная и хвостом, и ножкой, и языком, и всякую Божью тварь обзовет по-своему, но во что ни пустится, все это одна святая невинность. Нет, шалишь. Довольно. На этом я спятил. Никаких свадеб.
— Но, ужас! — и это не помогает: полные слез огромные глаза, в которых безграничная любовь, мука, бессильная жажда помочь и оберечь его, так безжалостно топчущего все чувства. И Гамлет не выдержал — бросился бежать. Против этой святости великого чувства он не смог противопоставить ничего. Все здание, которое воздвигалось месяцами, кажется, рухнуло в секунду. (Нет, конечно, не рухнуло. Он еще придет в себя, он еще будет со смаком говорить ей пошлости и издеваться над ее и своим чувством. Но это будет потом на спектакле, тогда это будет легко, там борьба захватит его полностью, «без низкой смеси».)
Ах, да! Мы же ничего не сказали о знаменитом: «Где твой отец?» — якобы свидетельствующем о том, что Гамлет, по ходу сцены, замечает подслушивающего Полония.
Думается, этой реплике придается излишнее значение. Что дает такое ее понимание, кроме того, что подчеркивая гнусную ситуацию подслушивания, оно, тем самым, ставит Офелию в весьма двусмысленное положение, делая девушку соучастницей слежки. Именно отсюда берут начало все трактовки образа Офелии, как особы сомнительного поведения. А, между тем, Шекспир в действии не дает нам никаких свидетельств тому, что Гамлет действительно обнаружил подслушивающих. Ведь если бы это было так, принц должен был бы как-то изменить свое поведение. А он и до этой реплики вел себя по отношению к Офелии точно так же, как и после нее, обнаружив засаду, он имел бы возможность как-то подразнить спрятавшихся или даже разоблачить их. Почему-то Гамлет этим шансом не воспользовался и впоследствии о нем никак не вспоминает. Далее. Если бы принц действительно обнаружил Полония, то это было бы понятно и самому Полонию и Клавдию, и тогда его «странное» поведение они должны были бы истолковать, как провал их собственной акции. И тогда Клавдий неужели бы не устроил выволочку Полонию за то, что тот не мог укрыться как следует и загубил «эксперимент»? – Ничего этого нет у Шекспира, событие «разоблачение подслушивания» никак не прослеживается у автора.
А как же тогда:
— Где твой отец?
— Дома, милорд.
— Надо запирать за ним покрепче, чтобы он разыгрывал дурака только с домашними. Прощай.
Можно предположить целый ряд оправданий этого диалога, вплоть до намека на предстоящие события и попытки уберечь Полония, выведя его «из игры», но в любом случае, он представляется логическим продолжением мысли: «Не верь никому из нас». — Т.е. не верь отцу, не верь тому, что он сейчас разрешил тебе встречу со мной и т.п.
Но, может быть, Шекспир хотел действительно подчеркнуть лицемерие Офелии, лгущей Гамлету, а на самом деле прекрасно знающей, где сейчас находится отец? — А какие есть доказательства тому, что Офелия знает о подслушивании? Ведет она себя с Гамлетом так, как вряд ли стыдливый человек станет себя вести, зная о том, что кто-то наблюдает за встречей. Совершенно ясно, что только поведение Гамлета удерживает ее сейчас от еще большей откровенности и интимности. Есть и еще факт, подтверждающий незнание Офелией интриги, в которой она принимает невольное участие: вышедший из укрытия отец обращается к дочери:
— Не повторяй, что Гамлет говорил:
Слыхали сами.
— Значит, Офелия что-то хотела рассказать Полонию, хотела поделиться с ним своим горем, думая, что отцу не известно, чем кончилось ее свидание с принцем.
Итак, все вышесказанное позволяет нам с полным основанием считать, что Гамлету не известно о засаде. Такое решение дает нам огромное преимущество: мы получаем возможность рассматривать взаимоотношения Гамлета и Офелии без каких-либо привходящих обстоятельств, не будь которых их судьба могла бы повернуться как-то иначе. Нет, я убежден, Шекспир, давая единственную возможность встретиться молодым людям с глазу на глаз, не мог в этой встрече оставить возможность для какой-либо недоговоренности. Он должен был высказаться до конца.
И последнее. Именно в силу того, что подслушивание удалось вполне, Клавдий, наконец, понял, как глубоко он ошибался насчет племянника. Гертруда-то, оказывается, была права! И он обрушивает на Полония упреки за ложную информацию: «Любовь? Он поглощен совсем не ею»… Но тому уже все равно, у него на груди, захлебываясь слезами, бьется его ребенок...
Что же делать Клавдию? – Король принимает первое свое решение относительно Гамлета:
— Он в Англию немедля отплывет
Для сбора недовыплаченной дани.
Быть может, море, новые края
И люди выбьют у него из сердца
То, что сидит там, и над чем он сам
Ломает голову до отупенья.
— Вот важнейший момент, ускользнувший, как мне кажется, от внимания известных мне комментаторов: здесь нет и намека на то, что Клавдий собирается расправиться с Гамлетом. Вероломное решение убить Гамлета руками англичан придет значительно позже. А пока король все еще надеется обойтись без кровопролития. Даже у Полония совета попросил: — Как думаете вы?
А почему Полоний так упрямо, вопреки очевидности, настаивает на своей версии о любовном безумии?
– Мне кажется, это перестраховка. Главное свершилось: Клавдий собирается изолировать принца. Поэтому:
— Что ж — это мысль.
Пускай поплавает.
Но понятно, что отправка принца произойдет не сразу, нужно будет организовать предлог, «оформить» поездку. А пока Гамлет окажется предоставлен сам себе и может натворить что угодно. Это опасно, тем более, что Офелия, как в этом мог убедиться Полоний, готова простить принцу все. Поэтому нельзя упустить инициативу, нельзя потерять контроль. А продолжать слежку удобнее всего под предлогом выяснения до конца версии о любовной интриге. Внутренне же, повторяю, Полоний ликует. Пусть дочь пока терзается, пусть получена нахлобучка от короля за ложную информацию, главное в другом. И почти с облегчением поддерживает он Клавдия:
— А если не узнаем ничего,
Сошлите в Англию иль заточите,
Куда рассудите.
А теперь — дочка! И получив ответ короля: «Быть по сему...» — Полоний мчит со всех ног искать убежавшую в слезах Офелию, чтобы утешить свое бедное, бесценное дитя.
Как все-таки поразительно у Шекспира ощущение временной протяженности действия!
Сцену Гамлета с актерами перед началом представления мы не играли. В репетициях я просто даже как бы и забыл о ней. Но вот пришлось сыграть Полония — и вспомнил, хотя, как известно Полоний в этой сцене не участвует. У меня возникло ощущение, что мне не хватает за кулисами того времени, которое отведено в спектакле, чтобы придти в себя после предыдущей сцены. Поспешно утирает слезы актриса, играющая Офелию, я едва-едва успеваю добежать до нее. Вот мы взялись за руки, и вот уже: