Пограничная зона

Лабреш Мари-Сисси

— Я тебя ненавижу, мамочка! Ненавижу! Если б ты знала, как ужасно я тебя ненавижу! У меня даже пупок болит! Надо было мне повеситься на пуповине, как только я выбралась из твоего живота! Я должна была!

В этот самый момент мимо нас прошел мой бородатый учитель. Он услышал ужасные вещи, которые я говорила маме, и подошел к нам.

— Что случилось? Что такое, малышка Сисси? А я-то не знал, куда ты подевалась. Я был уверен — ты ни за что не пропустишь урок физкультуры…

Он наклонился еще ближе ко мне, продолжая говорить.

— Ты ведь любишь физкультуру? Ты здорово все делаешь на моих уроках, так ведь?

Я понимала, что он просто пытается отвлечь меня, переключить на другое, успокоить. Я наклонила голову — не хотела смотреть ему в глаза. Не могла допустить, чтобы он увидел мои глаза, когда я злюсь и из них просто

искры сыплются. Вот я и уставилась вниз, на свои туфли. Мои чудесные туфельки «Пепси» — они делают меня выше на несколько сантиметров и приближают — самую малость — к миру взрослых. Ох ты господи! Мне и расти-то смысла нет — я маленькая, но мне уже стукнуло сто веков.

— Идем со мной, Сисси. Пошли.

Он нежно берет меня за руку, и мы уходим. Я оборачиваюсь и смотрю через плечо на маму. Она неподвижно стоит на месте, смотрит в пол, сунув руки в карманы жеваного бежевого плаща, длинные черные волосы закрывают ей лицо, плечи поникли, словно она не в силах выдержать вес своего изможденного тела. Я смотрела на маму, пока мы не свернули за угол коридора. В тот момент мне хотелось, чтобы этот угол оказался главным перекрестком всей моей жизни. Чтобы все было не зря.

Бородатый учитель привел меня в физкультурный зал. Все мои одноклассники уже были там — бегали по кругу, как чокнутые в психушке. Он помог мне раздеться и натянуть спортивную форму. Взял мою ладонь в свою и сказал:

— Давай, Сисси, пошли! Побегаем вместе.

И мы с моим чудесным учителем долго-долго бегали вместе. Он ни на секунду не выпускал мою руку, не отпустил, даже когда урок закончился, и снова помог мне переодеться. Когда учительница пришла забрать свой второй класс, он на несколько секунд задержал меня в гимнастическом зале. Когда учительница увела детей, он долго смотрел мне в глаза, потом наклонился и обнял — сильно-сильно-сильно. И сказал: Я знаю, как тебе тяжело, Сисси. Знаю.Мой пустой желудок встал на место, и сердце тоже, и поджелудочная железа, и кишки, и печень, и почки. Все вокруг снова стало казаться нормальным. Но только казаться. Я задыхаюсь, сидя за своей ободранной партой. Легкие заглатывают слишком много воздуха. Меня как будто заперли в трубе, и я тщетно скребу ее ногтями — металл не поддается. Я дышу все шумнее. Я должна что-то сделать — попросить ребят приготовить для меня гроб или пусть отведут меня к врачу…

Я поднимаю голову, хочу сказать учительнице про приступ астмы и что мне нужно к доктору, и вижу ее. В дверях. Она. Снова она. За стеклом. Приклеилась к нему лбом, носом, щеками. В глазах страх. Мотает головой, как безумная. Черные волосы завесой упали на лицо. Похожа на заключенную, только вместо камеры — коридор начальной школы. Внезапно я понимаю. Вернувшаяся с недавних пор бессонница. Отказ от еды. Странные слова, которые она сказала мне вчера вечером, когда мы смотрели телевизор: Поговори с Бернаром Деромом. Объясни ему, что я тебя люблю. Ну давай же, скажи ему.Вот оно что. То самое. Безумие захватывает ее мозги. Вспышка, которая вот-вот случится там, за стеклом двери второго класса начальной школы.

Весь класс оборачивается и смотрит на меня: Сисси, твоя мама за дверью! Сисси, там твоя мама!Да уж. Она вездесуща, моя мать, портит мне жизнь, разрушает мое существование, превращая его в ядро каторжника. И тут она начинает кричать: Верните мне мою дочь! Верните! Банда китайцев! Иуды! Отдайте мне плоть от плоти моей! Бог все видит и всех вас накажет!Она выкрикивает все эти мерзости и барабанит по стеклу. Изо всех сил. Ее длинные белые руки обрушиваются на квадратик окошка. Раздаются сухо глюкающие звуки: Плюх! Чмок! Плюхх! Каждый удар попадает в цель — в меня, я чувствую, как в мое тело вгоняют ржавым молотком огромные ржавые гвозди. Дети спрашивают: Сисси, что с ней? Что случилось с твоей мамой?Мне хочется крикнуть в ответ: Да заткнитесь вы, банда придурков! Ничтожества! Ну да, моя мама не такая, как ваши! Это правда, она сумасшедшая! А вам-то что? Катитесь вы! Сдохните!Но я ничего не могу сказать, я онемела. Мои легкие сейчас выпрыгнут через рот, кровь, которая с самого утра закипает в жилах, отбрасывает меня к дальней стене. Все мое существо стремится прочь отсюда: кровь, волосы, огромные уродливые зубы в маленьком клоунском рту, ноги, руки. Тельце восьмилетней девочки размазано по стене, я ничего не могу поделать, даже астма отступила. Все замерло. Время остановилось. Жестом последнего отчаяния я раскидываю руки крестом в пустоте.

Моя мать пригвоздила меня. Распяла рядом с вешалкой. Там, где никто меня не увидит.

Глава 5

ПОГРАНИЧНАЯ ЗОНА

Глубинный характер нестабильности межличностных отношений, самооценки, предпочтений и отчетливая импульсивность возникают на ранней стадии взросления и проявляются в различных ситуациях.

«На грани разрушения личности»

И я пообещала себе, что

прекращу все это. Стану красивой и спокойной. Спокойной. Ни капли нервозности. Буду серьезной во всем — в учебе, любви и даже в одежде. Брошу пить. Ну, во всяком случае, сокращу потребление до двух-трех-четырех-пяти-шести рюмок коньяка в день. Не больше. Буду разбавлять водой вино и пиво. Приведу себя в форму, верну здоровье и красоту. Не реже трех раз в неделю — тренажерный зал (и не забывать об инструкции, висящей на стенке: «Убедительная просьба к членам клуба — протирайте снаряды после употребления!»). Я поклялась себе, что проведу большую чистку завалов, перетряхну шкаф, гараж и свою память. Проветрю мой блядский мир. Буду до невозможности любезной с окружающими. Паранойе по пустякам — бой! Мне следует изучать ситуацию холодно и объективно, чтобы не испытывать желания измордовать тех, кто плохо отзывается о сотрудниках социальной службы. Я дала зарок, что не буду больше плакать на людях: в парках и скверах, в метро и торговых центрах — потому что это нервирует тех, кто говорит гадости о сотрудниках социальной помощи. Что стану внимательна к ближним, а все остальное отложу на потом. А еще — начну правильно питаться: перестану жрать острое и жирное, ведь это вредно для желудка. И откажусь от микроволновки — надоело ощущать во рту привкус Хиросимы. Нет — вредным вкусностям: шоколаду, чипсам и пирожным, от них задница становится необъятной! Необходимо повысить эффективность — успевать сделать больше за меньшее время. Надо научиться водить машину, мотоцикл, автобус, самолет, пароход — это сэкономит мне время. Полезно будет вести дневник личной жизни — ненастоящий, разумеется! — записывать свои мысли, чтобы сдержать их, расставлять все по местам. Я научусь владеть собой. Стану другом всему свету, буду любить собак, кошек, иммигрантов и инопланетян. Всех — даже безногих калек. Вспомню всех друзей и подружек по начальной школе, которых обидела во дворе на переменах, и извинюсь, а если окажется, что они все позабыли, уж найду способ напомнить! Я дала обет, что стану следить за своей речью и научусь политкорректности: буду говорить не «Эй, что это там за негритос с гребаным бластером на экране?», а «главный герой фильма — представитель национального меньшинства». Я решила запретить Солнцу согревать Землю, Луне — светить, облакам — плыть по небу, горам и суровым зимам — убивать, а океанам — быть мокрыми. Я аннигилирую все — имя существительное мужского рода и наречие, прилагательное и местоимение. Я остановлю ход времени, чтобы БЫТЬ. Лучше. Доброй. Красивой. Совершенной. Сукой. Лабораторной подопытной. Вдыхающей моноксид углерода.

Именно так я себе и сказала. Год назад. Да-да… этими самыми словами. Клянусь. Но потом появился тот кудрявый парень, что сидел у меня в ногах на кровати и ласкал мне губы пальцами. И следующий — в нем текла индейская кровь, и он отстукивал ритм на моем животе. А следом за индейцем — гитарист, тощий до неправдоподобия, он любил мотать волосами по моим глазам. И еще один — этот хотел на мне жениться, заделать детей, купить бунгало с бассейном, двумя газонокосилками и четырьмя доберманами и обещал подарить мне сто вибраторов — как минимум! — чтобы восполнить собственные недостатки. Да, были еще два парня, которые хором ласкали меня под золотым светом фонаря.

И была эта девушка.

Белокурая — совсем как я — девушка, которая поцеловала мне правую ладонь однажды вечером, когда мы напились, как… две пьяные девки. Я встретила ее на лекции по стихосложению. И я жду ее. Сейчас. Все время. Теперь. Я жду.

Я сижу на стойке моей псевдокухни в моей псевдостудии, которую только что сняла с моим новоявленным псевдодружком, и жду. Чтобы не отвлекаться от ожидания этой девушки, сразившей меня наповал, я положила ладони на бедра и не шевелюсь. И жду. Ожидание — очень конструктивный вид деятельности. Конструктивный… потому что в этот момент, я строю в голове планы, планы и воздушные замки. Чудные планы и дивные воздушные замки — как же мне хорошо там! До ужаса здорово! Бабушка всегда мне говорила: Ты мастерица выдумывать. Вот только истории эти сводят с ума твою мать.Истории, доводящие до безумия мою мать… Тут мне нет равных. Я годами тренировалась. Выстраивала их тщательно — с помощью гвоздей и молотков. Исходила слюной от усердия. Вот только каждый раз, как в сказке про трех поросят, порыв ветра или чье-то зловонное дыхание все разрушает и я оказываюсь на земле, разбившись на тысячу мелких осколков. Может, оттого, что я тоже — маленькая свинка? Это бабушка мне тоже часто говорила: Ты маленькая распутница и мерзкий маленький поросенок!Развратная свинка, которая только и делала, что раздевала своих Барби в домике Синди. Мой домик Синди был на самом деле жутким борделем. Огромным воображаемым публичным домом — как мои воздушные замки.

Не могу сказать, что мои замки лучше реальной жизни, потому что, так или иначе, все в этом мире похоже. Когда я закрываю глаза, на меня опускается черная завеса. Открываю — и вокруг так же темно. Все черным-черно. Как сейчас. Только золотой свет уличного фонаря пробивается через занавески, освещая мой псевдодом, который я сняла, чтобы трахаться. Бездонный мрак. Словно меня взяли в плен космические черные дыры. И одна из них, многие годы кружившая вокруг, улучила-таки момент и засосала меня. И все утратило цвет. Время почернело. Кроме ее белокурых волос, золотых волос Саффи, которую я жду.