Пограничники
Шрифт:
Тимофей Амвросиевич, как депутат Верховного Совета СССР, несколько раз видел Сталина до войны, два-три раза присутствовал уже во время войны на совещаниях, но в личной беседе общался с Верховным впервые.
Непохожий на свои многочисленные портреты, в просторном, светлом, наполовину занятом огромным длинным столом кабинете, он выглядел простым, доступным.
Почти не выпуская часто гаснущей трубки из руки, он мягкими, неслышными шагами ходил по кабинету, слушал чрезвычайно внимательно, неожиданно останавливался и направлял на собеседника тяжелый взгляд.
Члены Украинского ЦК и генерал Строкач разместились
Потом по предложению Верховного они с Демьяном Сергеевичем ушли в приемную и составили изрядный список необходимого военного снаряжения и боеприпасов для партизанских отрядов Украины. Когда Строкач и Коротченко возвратились, Сталин взял у них бумагу и очень внимательно стал читать, только раз оторвавшись и мимоходом заметив, что боеприпасов могли бы попросить и побольше — ими армия вдосталь обеспечена до конца воины.
— А почему вы, товарищ Строкач, — вдруг остановившись, спросил Верховный, — не записали сюда пушки?
Тимофею Амвросиевичу неудобно было отвечать стоящему у стола Сталину сидя, как тот того требовал. Вдобавок он не понял, всерьез ли говорит собеседник или иронизирует над той массой требований, которые они внесли в список.
— Товарищ Сталин, — отвечал генерал Строкач, — пушки очень громоздки для партизан, даже сорокапятки.
Сталин тихо засмеялся, повел в воздухе трубкой:
— Вы не правы, товарищ Строкач. Пускай партизаны из пушек не сделают ни одного выстрела, но морально они их очень поддержат.
И приписал в конце списка:
«13 пушек 45 мм. Командующему артиллерией — обеспечить. И. Сталин».
Почему не 10 или 15, а именно 13, генерал Строкач так и не узнал. Возможно, оставался какой-то резерв.
От Верховного Тимофей Амвросиевич приехал веселый, окрыленный. Командирам соединений и отрядов присваивали воинские звания, для обслуживания партизан выделялся 101-й авиаполк Гризодубовой… И много иных благ ниспослано было с того дня — от великолепных ленд-лизовских радиостанций, легко принимавших из Москвы любого корреспондента во вражеском тылу, и портативных переносных типографий до новехоньких безотказных ППШ и противотанковых, большой разрушительной силы гранат.
На Тверском бульваре, восемнадцать, в главном здании, разместились ЦК КП(б) Украины, Верховный Совет республики и во дворе, в отдельном двухэтажном флигельке, — УШПД.
В штабе всегда было шумно, тесно, накурено. Юноши и пожилые люди, девушки и молодые женщины — многие в самом неожиданном одеянии и при оружии, представлявшем все арсеналы Европы. Украинская певучая мова, русско-украинский смешанный говор, русская твердая речь; степенные подрывники, молоденькие радистки, знающие себе цену снайперы, пропахшие лекарствами медицинские
И вот уже эти ребята летят туда: подтянутые, строгие, новенькие награды на гимнастерках, черные, необбитые автоматы, пистолеты, наборные плексигласовые рукоятки у финских ножей. «Ну прощевайте, хлопцы, до встречи в Киеве…»
Улетели в ковпаковское соединение радистки — помощник начальника отделения связи Галя Бабий и ее подруга Клава Яковлева — координировать действия генералов Ковпака и Федорова. Настроение у всех было радостное — в Сталинграде добивали Паулюса. Гризодубова перед отлетом из Внуково расцеловала обеих. Генерал Строкач пожелал ни пуха ни пера (он посылал самых лучших радисток — дело было очень ответственное) и тихо, словно от себя, попросил:
— Девушки, прошу постараться соединить надежной связью оба отряда. Так это важно — словами не передать…
Задание выполнили с блеском. Но из тыла врага Галя возвратилась одна, напарница ее по просьбе Ковпака была оставлена у него на связи. В последнее время многое улучшилось в обеспечении партизан. С нового, 1943 года генерал Строкач издал приказ по УШПД: во избежание ошибок выброску людей и грузов должен сопровождать офицер штаба. Крупные же соединения часто сооружали аэродромы, на которые искусные летчики Гризодубовой сажали свои тяжелые «дугласы». А ведь было как — горько вспомнить: Галину подругу Веру Булавину забросили на дерево; повисла она, сбежались немцы: «Рус фальширмегер!» Русская парашютистка подстрелила шестерых, седьмую пулю себе оставила…
Увидев девушек, темпераментный Ковпак сердито закричал:
— Я прошу тол, а мне баб прислали…
Потом успокоился, задал традиционный, ставший у партизан почти поговоркой вопрос:
— Что нового от Строкача?
Когда пришел из Москвы приказ Галине возвратиться, тот же Ковпак забунтовал:
— Не пущу, ты мне тут нужна!
И только приказ Коротченко подействовал — отпустил не ругаясь. Это было хорошим признаком. И даже угостил партизанской кашей собственного приготовления, что уже считалось высшей формой проявления благодарности.
Когда Галина докладывала, генерал Строкач заразительно смеялся:
— Если Сидор Артемьевич не ругался и кашей потчевал, значит Дед был доволен вашей работой, Галя.
Через несколько дней проводил генерал знаменитого боевого подрывника из Харьковского отряда Героя Советского Союза Василия Яремчука.
Его привезли со сквозным пулевым ранением легких. Но заботы партизанской помощницы, какой-то тетки Мотри из Хинельских лесов, да искусство московских врачей, богатырское здоровье атлета Яремчука и природный оптимизм помогли ему воскреснуть из мертвых.