Пограничные характеры
Шрифт:
Начальнику 5-й заставы Кагульского пограничного отряда Василию Михайловичу Тужлову сравнялось в ту пору двадцать восемь лет. Невысокий ладно сбитый волжанин. Праправнук кутузовского солдата, который, по преданию, вернувшись победоносно из Парижа, не смог да и не захотел оставаться бессловесным крепостным, а пустился в бега, колесил по Руси, пока не осел на Волге. Но до конца дней тужил по покинутой родимой деревеньке — оттого и прозвание ему стало Тужлов. Таким образом, командир Василий Тужлов был кровно связан не только с революцией — его дядя служил на «Потемкине», а старший брат Федор был красногвардейцем, — не только с начальными шагами коллективизации — вдова солдата первой мировой Лукерья Тужлова, не колеблясь, вступила в артель «Красный огородник», что на царицынских пойменных лугах, — не только с пятилетками, потому что сам участвовал в возведении Сталинградского тракторного завода, собирал первые тракторы, — но и с более давними этапами русской истории. Не достигнув тридцатилетнего возраста, он имел наполненную биографию, хотя главные события в его жизненной повести только разворачивались.
Положение тужловской заставы было таково, что еще с осени на уязвимом участке излучины между двумя мостами пограничники стали спешно строить дзоты в три наката: беспокойны закордонные соседи! В январе было два серьезных нарушения границы. Один бой длился несколько часов. Под Тужловым убило коня. Нарушителей взяли в тиски тремя станковыми пулеметами, но сами не переступили черты; на чужой территории наших следов не оказалось. Это и потушило провокацию. Противная сторона объяснила инцидент случайным выстрелом неопытного новобранца…
Субботний день двадцать первого июня прошел на заставе обычно: мылись в бане, писали письма родным. Только этим письмам не суждено было дойти.
Сам Тужлов то и дело прислушивался к подозрительному шуму в приграничном городке: голосов нет, но топота многих сапог не скроешь. Вскоре после вечерней поверки, когда летнее солнце стояло еще довольно высоко, приехал военком комендатуры Иван Иванович Бойко. Снял зеленую фуражку, обтер лоб с залысинами, подровнял гребешком блондинистые волосы. Вполголоса спросил, кивнув на запад:
— Как себя ведут?
— Слетелись пернатые со всех сторон, товарищ старший политрук.
— А к нам перелетать будут?
— Думаю, да.
Поздним вечером судьба подарила Василию Михайловичу последнюю радость мирного времени: ему позвонили из отряда и поздравили с присвоением звания старшего лейтенанта…
Сейчас трудно установить с достоверностью, где прозвучал самый первый выстрел. Возможно, что и на тужловской заставе. Она выдавалась мысиком на чужую сторону, была плотно загорожена камышовыми протоками; до деревни Стояновки, где жили болгары (на Пруте население пестрое), далековато. Заставу хотели взять без шума, врасплох. Закрепиться и обеспечить переправу войск и танков через оба моста.
В три часа ночи вокруг было еще спокойно. Тужлов попил чаю дома и снова в предрассветной полутьме пошел на заставу. Его томило безотчетное ожидание. На то время из наряда вернулись сержанты Федотов и Тимушев. Нет, сказали, все тихо. Связь с погранотрядом в полном порядке. Вздохнув, Тужлов в который раз направился домой.
На востоке занималась заря. Свет ее был еще неясный, багровый, трава под ногами совсем черная.
В этом неверном свете — шли первые минуты четвертого часа пополуночи — ефрейтор Александр Макаров и красноармеец Теленков в полукилометре от заставы услышали осторожный всплеск в камышах. Нагибаясь между стеблями, они подползли к воде в тот самый момент, когда лодки толкнулись в берег.
— Огонь! — закричал ефрейтор.
От взрыва гранаты ближняя лодка опрокинулась.
Другая вражеская группа без выстрела бросилась на мост. Часовые Хомов и Исаев тоже успели швырнуть по гранате. Раненный в голову Исаев, скатившись с насыпи, через несколько часов приполз на заставу, а Хомова схватили с перебитыми ногами и стали допрашивать. Он погиб молча.
Когда донеслись дальние взрывы, заставу поднял по тревоге дежурный лейтенант Дутов. Через считанные секунды прибежал не успевший прилечь Тужлов. Из комендатуры ему передали, что на подмогу послан старший лейтенант Константинов с группой бойцов. «Вызываю кавалерийский полк. Удерживайте…» — связь оборвалась. Медлить было невозможно. Тужлов разделил бойцов на две группы, скомандовал «Вперед», толкнул ворота заставы — и прямо-таки налетел на врагов!
Было двадцать минут четвертого. Война началась.
Петр Андреевич Родионов, которому суждено было до последнего вздоха оборонять тоже 5-ю заставу, но только Таурагского пограничного отряда, своей биографией во многом сходен с Тужловым. Разве что был моложе его двумя годами. И его отец не вернулся с первой мировой войны, и его выучила, подняла на ноги Советская власть. Даже внешне с Тужловым нашлось много сходства: Родионов был среднего роста, крепкого телосложения, лицом приятен и приветлив, говорил негромко, убеждающе.
С выцветших фотографий, чудом уцелевших на дне деревенских сундуков, на нас с одинаковой открытостью смотрят довоенные юноши, добродушные и непреклонные. Воспитанные для всего хорошего, они, не колеблясь ни минуты, приняли на себя и все горестное. В Наро-Фоминском районе вблизи Москвы живет старшая сестра Родионова Матрена; все ее три брата — Григорий, Василий и Петр — погибли на фронтах. О Петре Родионове друзья-однолетки, что жили с ним по соседству, в тех же фабричных бараках, вспоминают как о мальчике веселом, предприимчивом, с художнической жилкой. Когда играли на заросших островках реки Нары, на чьей бы стороне он ни был, всегда выходил победителем. Увлекался чтением, особенно много читал про путешествия. В зимнее время по вечерам на кухне собирались в кружок, и он начинал рассказывать прочитанную книгу. Однажды Петя Родионов даже сам пустился было к Черному морю на крыше вагона… Хорошо рисовал, так что учитель рисования Рыбаков ставил его примером. Жаль, картин не сохранилось! Изображал он на них обычно цветущие фруктовые сады, речку и опрокинутое в нее голубое небо. Подросши, сознавался: «Моя слабость — люблю детей!» Его первым занятием была работа пионервожатого. А уж потом он попросился служить в пограничные войска, окончил военное училище…
5-я застава на хуторе Эйги была расположена с точки зрения обороны не очень удачно, посреди сырого леса и в окружении болот; негде укрыться, некуда поставить пулемет. Восемнадцатого июня был дан приказ закрепиться возле дома лесника, вырыть по краю песчаного бугра окопы, подготовить площадки для станковых пулеметов. Ночью с двадцать первого на двадцать второе июня пограничников сон не брал. Сошлись в палатке возле дежурного, и политрук Родионов предупредил о возможной провокации. Наряды с границы подтвердили: на немецкой стороне появились танки и тыловые части. В три часа ночи повар Карпенко уже роздал завтрак. Все заняли свои места. Перенесли в окопы оружие и боеприпасы… Ждали.
В лесу светает медленно. Мрак еще клубился возле каждого бугорка. Стволы не отбрасывали теней, но сами заполняли пространство призрачным хороводом. Небо за кудлатыми ветвями проглядывало урывками; розовеет оно или нет — не разобрать. И вдруг над головами прошелестел первый снаряд: начался артиллерийский обстрел города Таураге. «Мы знали только одно, — вспоминал командир отделения Григорий Семенович Котляр, — пока живы, наша задача не дать фашистам пройти ни метра нашей земли».
В Таураге находился штаб 106-го пограничного отряда. Там служил мой отец, Алексей Сергеевич Обухов.