Погребенные. Легенда о Маат
Шрифт:
– Они найдут меня, куда бы я ни сбежала. И неважно, кто это будет: Анубис или Гор. Ни одному из них я не смогу противостоять.
Мираксес стояла у окна и жевала яблоко, а потом вдруг резко задёрнула штору. Я вопросительно выгнула одну бровь.
– Мы осторожны, – напомнила она. – А твой сосед пялился на меня.
– Мой сосед?
Я вскочила с кровати, подбежала к балкону и аккуратно выглянула наружу.
Покои Анубиса были ниже и чуть правее. Пожелай я рискнуть жизнью и размазать мозги по земле, при этом не умерев и оставшись
Анубис стоял и смотрел мне в глаза, скрестив руки за спиной. Бог загробного мира. Страшнейшее зло, описанное в истории человечества.
Было глупо полагать, что его поступками руководили лишь добрые намерения и всепоглощающая любовь ко мне. Он мыслил шире, чем мы все вместе взятые. Он видел и знал больше, чем кто-либо из ныне живущих. И он следил за мной. Стоя на балконе с заведёнными за спину руками, пока ветер трепал его длинные тёмные волосы, а губы изгибались в хитрой ухмылке, он наблюдал за мной. За всеми нами. То, что я знала и думала о нём, было поверхностным.
В мире не было никого опаснее Анубиса.
VIII
Я явно переоценила важность собственной персоны, когда вдруг выяснила, что стала не гостьей, а заложницей. Первая и единственная попытка выйти из комнаты и исследовать дворец, чтобы найти Дориана и Вивиан и задушить их голыми руками, не увенчалась успехом.
– Тушканчик, – широко, но в то же время виновато улыбнулась Бастет, перегородив мне проход, едва я открыла дверь, – тебе лучше отдохнуть. Поспать.
– Я спала, – буркнула я. – Вообще-то уже раз десять.
– Сон – всему голова, моя дорогая.
Я попыталась сделать шаг, но Бастет, которая была значительно выше, вжала меня в дверной косяк. Тело Аники Ришар явно портило статистику и весь божественный генофонд. На фоне остальных богов я была не только слабой, но и низкой, и тощей, и испугать и внушить уважение могла разве что тринадцатилетнему ребёнку. Не старше.
Из-за спины Бастет, напоминая ручных змеи, в комнату заползли две тени. Я раскрыла рот, чтобы возмутиться их вторжению в мою частную жизнь, но вместо Бастет уткнулась носом в каменную плиту.
Так прошли дни. Наверное, дни. Я не ориентировалась в местной системе подсчёта времени, измеряя сутки количеством приёмов пищи и походами в туалет. Со сном дела обстояли труднее: просыпаясь, я не знала, сколько проспала.
Мираксес оказалась такой же заложницей шикарных покоев с расписными потолками, после долгого разглядывания которых начинало мутить.
Меня заперли. Меня, чёрт возьми, заперли, и я не была уверена, что это жест доброй воли. Две прислужницы, покрытые чёрными вуалями, молчаливо околачивающиеся в углу, служили тому немым подтверждением. Я пыталась их разговорить, сперва, как и весь цивилизованный мир, прибегнув к словам. Позже – к угрозам. Позже-позже – к физическому насилию. Но стоило только попытаться коснуться
В голову приходили разные мысли и планы: некоторые казались глупыми, некоторые – очень глупыми. В какой-то момент я стала швырять в прислужниц постной едой, которую кто-то приносил и ставил под дверь. Но ни хлебные мякиши, ни погрызенные кусочки яблок – ничто их не раздражало. Они оставались безмолвными.
Меня заперли. И предали. И хотели убить. И я была голодна. Но не так, как могла быть голодна Аника Ришар. Голод принадлежал мне, Маат. От него не скручивало желудок, не сосало под ложечкой. От него в голову лезли разные, очень плохие мысли…
Прислужницы были людьми. Я узнала это, воспользовавшись собственными воспоминаниями и острым нюхом. Взамен на служение боги проводили людей в Иалу без Суда, поэтому обычно на службу поступали особенно грешные. Или чокнутые – те, кто хотел пропустить людскую жизнь и перескочить в место, которое создавалось Источником как рай.
Выплёвывая в потолок косточки от кислой вишни, я думала о том, что предпочла бы перескочить собственное рождение. Плевать и кричать – всё, что было дозволено мне в этом новом, странном мире.
– Я, кажется, поняла, – сказала Мираксес, разглядывая потолок. – Видишь ту точку?
Без особого энтузиазма, к тому часу пытаясь разгадать загадку куполообразного потолка примерно раз сто, я посмотрела наверх и сложила руки на животе. Всё начиналось с круга, в центре которого золотыми красками жирела точка. Дальше – странные зигзаги, похожие на волны. В один из многих дней созерцания мы с Мираксес решили, что это солнце и вода. Начало всего.
Мираксес протянула руку, словно пыталась достать до верха, но кончики её пальцев и потолок разделяло не меньше десяти метров.
– Символы делают круг, но в самом центре есть точка. Видишь?
Я прищурилась.
– Ну допустим. И что?
– Если точка внутри круга – это солнце, то это похоже на ещё одно солнце. Солнце, внутри которого описан ещё какой-то цикл.
Ни одна из прислужниц не дрогнула. Я следила за ними из-за полога, отделяющего кровать от их неприятного соседства. Отделяющего, впрочем, лишь номинально. Я бы предпочла скрываться от них за тюлем, на худой конец – за тафтой, а не за прозрачной органзой.
Это было далеко не единственным, что я бы предпочла. Помимо свободы и объяснений, я жаждала сходить в нормальный туалет, где не пришлось бы отводить взгляд от собственного отражения в зеркале, нависнув над позолоченной дыркой в полу. И мне хотелось мяса. С рационом у древних богов были серьёзные проблемы. Либо меня просто хотели заморить голодом. Варёному ячменю с пережаренной в масле курицей я бы определённо предпочла что угодно в этом мире.
– Циферблат часов тоже похож на этот круг. Точка, опоясанная снаружи, – продолжала Мир, привстав на локтях со странным воодушевлением на порозовевшем лице.