Погребенный кинжал

Сваллоу Джеймс

— Если бы только время могло повернуть вспять, какой бы выбор он сделал? — Вопросы хора эхом отражались от каменных стен. — А его отец выбрал бы что–нибудь другое? Или он знал, что эта эра наступит, и позволил этому случиться?

— Судьба показывает нам путь, — сказал Малкадор, переводя взгляд с одного лица на другое среди шепчущей толпы. — Мы выбираем, идти ли по нему. Скажи мне, чего ты хочешь!

— Император однажды сказал: «Я ищу мира для беспокойной вселенной». Ты тоже этого хочешь, Сигиллит.

Беспорядок в его сознании терзал каждую

частичку сущности Тайлоса Рубио. Малкадор, казалось, не замечал этого, будучи равнодушным и бесчувственным к метаниям легионера.

Но это было в его стиле: Регент Терры правил Тронным миром вместо Императора с холодным презрением к людям. К жителям не только этой планеты, но и всех остальных планет. Они были пешками в его великой игре. Он их всех ненавидел. Ненавидел всё вокруг.

Да. Теперь Рубио это понимал. Влажный вздох сорвался с его губ. Глубоко внутри него что–то поднималось. Оно было сокрыто глубоко, так глубоко, что легионер никогда не знал о его существовании. Но теперь пазл, созданный его памятью, начал собираться в цельную картину. В очертания потерянной мысли, каждый кусочек которой открывался, как только долгожданная комбинация слов достигала его сознания.

— Гор стремится к этому идеалу, — стенал хор.

— Это то, для чего он был создан! — крикнул в ответ Малкадор. — Именно поэтому мы здесь, — его руки крепко сжались вокруг посоха из черного металла. — Ради Терры… — Сигиллит разразился горьким смехом, и в этом уединенном месте, где никто этого не узнает, он ненадолго позволил себе стать уязвимым.

Рубио увидел истинный возраст Малкадора, запечатленный на его лице, полном горечи из–за множества потерь, ужасных решений и скрытых сожалений.

В этот момент он был всего лишь человеком, лишенным своих невероятных сил, слабым и хрупким, как и всё остальное человечество. Он никогда не произнес бы этого вслух, но какая–то часть души Малкадора всё ещё осмеливалась надеяться, что примирение действительно возможно — давно исчезнувший идеалист, обладавший когда–то уверенностью, что мира можно достичь с помощью искренности и веры.

Но Рубио мог только ненавидеть его. Презрение сочилось из старых воспоминаний, из видения истинной сути Сигиллита. Он не заслуживал жалости. Он был раковой опухолью мира, играя в свои игры, в то время как Император неустанно трудился, чтобы сдержать наступление Хаоса.

— Это действительно то, о чем ты просишь? — говорил Малкадор, не подозревая о смятении в мыслях Рубио. — Прекращение огня? Как ты можешь…

— Мир не по замыслу его отца, — сказали голоса, принимая свистяще-тягучую интонацию, со свирепым упорством разрубая тонкую нить надежды. — Ни одна галактика не покорится недостойным существам, ведомым слабаком.

— Нет… — Сигиллит провел рукой по лицу. — После всего этого? Что ты наделал, Луперкаль? Неужели Гарро был прав? Вы создали эту сложную загадку лишь ради того, чтобы позлить меня? — его голос становился все громче, пока он не закричал. — Ты, такой великий, и всё ещё такой несмышлёный? Такой мелочный? Отвечай!

— Прощай, Малкадор, — прошептал хор. — Твоё время подошло к концу. Гор дарует тебе милосердие Императора.

— Что…? — нечто настолько необычное для Сигиллита, что это было почти чуждо ему, исказило выражение его лица. Страх. — Нет. Ты не сможешь достать меня здесь. Это

невозможно, — он обернулся на металлический звук, прервавший усиливающиеся и затихающие песнопения. Позади него стоял Рубио, медленно вытаскивающий из ножен свой активированный силовой меч.

— Ты приведешь нас всех к гибели, — его глаза были отрешенными, а голос — далеким и нереальным. — Теперь я вспомнил. Я помню то, что мне показали.

— Через его руку, — пропел хор, — оно настигнет тебя.

Когда оружие легло в руки убийцы, смертоносное, фрактальное лезвие меча Рубио было подобно безжизненному кристаллу, окруженному тусклым мерцающим ореолом в лучах светящихся шаров.

Последние слова послания завершили пробуждение. Рубио был спущен с поводка, чтобы совершить последний шаг, повинуясь директиве, которая оставалась незамеченной в его сознании в течение семи долгих лет и теперь становилась ясной во всей ужасающей полноте.

— Сквозь тьму. Здесь.

Перехватив сверкнувший меч обратным хватом, воин нанёс стремительный удар назад; кончик лезвия пробил бронированное стекло смотрового портала. Теледион Брелл, ошеломленная тем, что увидела, не успела даже шевельнутся, а клинок уже рассек её грудную клетку надвое и показался из худой спины. Как только легионер вытащил его из раны, ее изуродованное тело рухнуло на камни.

Кровь ученой стекала с массивного клинка, капая на землю. Не обращая на это внимания, Рубио поднял его и принял стойку палача.

— Теперь я вспомнил, — повторил он, его взгляд стал потерянным и безучастным, когда хор наконец умолк. — Это было очень давно…

Интервал V

Бессмертный

[Варп; сейчас]

Внутри боевой баржи «Бледное сердце» был отсек, в который не мог попасть никто, кроме самого примарха. Помещение представляло собой изолированный модуль, так что в случае необходимости Мортарион мог полностью выбросить его в космос. Кроме того, вокруг него была установлена группа мощных гравитонных зарядов, каждый из которых обладал достаточной взрывной мощью, чтобы при срабатывании превратить «Носорог» в дымящиеся обломки.

Это были логичные, практичные меры предосторожности, которые он использовал для изоляции этого отсека. Но дальше шли уже более эзотерические способы защиты — странные знаки и психограмметрические обереги, выгравированные на пласталевых стенах лазерным лучом. Их формы и очертания были почерпнуты со страниц книг по демонологии, которые Мортарион собрал в своем стремлении лучше познать эту непостижимую силу.

Он прибыл на «Бледное сердце» с «Терминус Эст» и предельно ясно дал понять экипажу командирского шаттла, что его нельзя беспокоить. Герметично закрывая за собой все люки, Мортарион направился к тайному отсеку. Своим последним распоряжением примарх приказал воинам Савана Смерти стоять на страже снаружи. Он почувствовал их нежелание повиноваться, но ничего не сказал. Они поступят так, как он прикажет.