Погружение
Шрифт:
— История, это оружие. Намного серьезней, чем пушки и бомбы. Скажи человеку, что все его предки пьяницы, а водка национальный напиток, то и никакого оружия не надо.
— Вот здесь полностью согласен, — Сергей отставляет чашку, — русский народ спаивали. Мне бабушка рассказывала. Они у меня беженцы с Поволжья. От голода. Технических специалистов на баржи погрузили и вывезли вверх по Волге. Дед кузнецом был. Его семье повезло. Остальные умерли. Так вот говорила, что у них в деревне совсем никто не пил. Ничего и никогда.
— Совершенно верно. Не такая далекая история.
— Только вот, простите за бестактность, вам какой интерес про Россию
— Это потому что я еврей? Я привык к таким вопросам. Отвечу так — кто-то же должен. Здесь под каждым кустом истории столько, что на два государства хватит. Когда такое пресыщение, возникает сначала зазнайство, а потом забывчивость. И тогда пиши, что хочешь, всему поверят. Вот и обидно глядеть, как потомки гиперборейцев качают лапшой на ушах в такт чужих дудочек. А что еврей, так куда мне деваться? Я тоже здесь родился и вырос. И мои родители, и дедушки с бабушками. Я теперь часть этой земли.
— Да я ничего не имею против. Только говорят всякое. И пишут.
— Меня очень заинтересовал эпизод лекции про охоту на ведьм, — встреваю, чтобы увести разговор со скользкой темы, — и что дальше? Какой-то тайный орден или ордена, которые до сих пор вылавливают людей, достигших в духовном развитии определенного порога. И не только в духовном. Я такое читала у Стругацких. «Миллиард лет до конца света». Там похожая ситуация. Только рассматривается, как закон мироздания. Нарушаешь равновесие, лезешь не туда — начинают угрожать, убивают. Или покупают за земные блага.
— Да я читал, — улыбается Яков Иосифович, — и даже знаю братьев лично. Во-первых, у каждого закона есть исполнители. Конкретные люди. Или не люди. Во-вторых, когда покупают, не помнишь, что за эти блага берут?
— «Право первородства». И «право свободы научного любопытства».
— Вот! Одна строчка. Два слова в тексте, как бы между прочим. Два ключевых слова. Право первородства! То, что отдал библейский Исав за похлебку. И мы отдаем упырям свое первородство за кусок. Брошенный в грязь прилавков, засиженных мухами, кусок еды. Живем во сне, в страшном, грязном сне, не зная своей цели и силы. Не понимаем, что у нас право свободы по рождению. И право на развитие по рождению. И после определенного уровня такого развития нас уже никто не сможет поработить. Мы станем выше, будем недоступны. Понимаешь? Смотрела мультик про дракона? Который жил себе и думал, что собака. Точнее, ему сказали, что он собака. И поставили охранять двор. Потом переименовали в лошадь. И он возил на себе. Пока не узнал, что он — дракон. Так и наш народ. Охраняет от нашествий, вывозит на себе тяготы. А его боятся до дрожи. Потому что псы чувствуют, кто рядом. И делают все, чтобы забыли, кто мы на самом деле.
— То есть, вся война за возможность развития? Или за недопустимость его для неугодных?
— Маша, вы умная девушка. Именно так. И кстати, все же это не закон мироздания, который описывают Аркадий и Борис. Закон можно нарушить, но если вернуться в положение равновесия, то и он не будет проявляться. А здесь война. Без пленных. На уничтожение.
— Но то, что происходит сейчас, свобода! Мы придем к полностью свободному обществу, кашмары ГУЛАГа не повторятся. Свободные отношения свободных людей — воскликнула приезжая с мальчиковой стрижкой.
— А вот здесь парадокс, — грустно улыбнулся Яков Иосифович, — сейчас свободы для развития все меньше. И скоро совсем не будет. Будет борьба за выживание в новом мире. Социал-дарвинизм во всей красе. Я противник коммунизма. Но в Советском Союзе, несмотря на репрессии, стукачество, войны, грабеж народа, сложились условия более комфортные для личного развития. Хотя бы потому, что нет перспективы богатства, а значит и бесконечного устремления по линии наживы. Не той линии. А будет — именно по той. Не важно, крестьянин ты или ученый, или художник, или цеховик. Измерять тебя будут на деньги. И вы будете выполнять требования рынка, а не духовных запросов. И деться некуда.
— Что за социал-дарвинизм? — спросил Сергей.
— Это когда выживает сильнейший. Во всех отношениях сильнейший. В том числе, и не ограниченный моральными законами. Кто победит при равной силе, честный и благородный или коварный и подлый?
— Коварный, — с сомнением ответил Сергей, — но нафиг такую победу.
— А некому будет нафиг. Останется только победитель. И у кого нужные качества есть, тот и выше, богаче, сильнее. Вот что нам уготовано. Скорлупа уже треснула. Яйцо больше не спасет.
Сегодня удача. Получилось заменить образ. Сергей разговаривал с пустым стулом, думая, что это дядя Витя. И очень удивился, когда тот вошел в дверь с улицы. Дядя Витя хитро прищурился и погрозил мне пальцем. Люба улыбается. На ком же еще тренироваться, как не на своих? Я помню свои эксперименты с прямой трансляцией фигурного катания и слалома. На посторонних безнаказанно пройдет только безобидное баловство.
В лесу еще осталась черника. Мы собираем ее и сушим. Как и лисички, которых в этом году великое множество. Разговор про открытие дверей в другой мир с помощью растения я не забыла. Пристаю к обоим:
— Люба, что будет плохого, если я получу такой опыт?
— Какой такой?
— Ну, Света говорила про расширение канала восприятия.
— Он у тебя и так шире, ровно настолько, насколько можешь принять.
— А, может, больше смогу. По крайней мере, знать буду, к чему стремиться.
— Света, давай ее мухоморами накормим, чтоб потом не думала, — Люба с хитринкой смотрит на Свету, уперев руки в боки.
— О, давай! Это такие? — показываю на красную шляпку.
— Нет, — отвечает Света, — в нашей полосе их четыре вида растет, и все красные. Этот хорош для косметической маски, внутрь нужного эффекта не даст. Не боишься умереть?
— Не боюсь, я девушка начитанная. Мухоморы даже в русской классике воспеты.
— Это где же?
— У великого русского писателя Ивана Бунина.
— И что ты у него читала? — с сомнением спрашивает Света.
— Читала избранное, но ничего не запомнила. Удивительный стиль, гениальный, но ничего в голове не остается. Кроме рассказа «Косцы».
— А он почему остался?
— Потому что до этого читала в журнале про мускарин.
— Про что рассказ-то? — спрашивает Люба.
— В целом, сопли эмигранта по утраченной матушке России. Как хорошо было. Главный герой вприпрыжку передвигается среди березок, лужаек, ручейков, мужичков и прочей русской природы. Но детали! Мужички — это косцы, которые без устали косят лужайки в березовой роще. И возвращаясь обратно, уже затемно, герой рассказа любуется добрыми молодцами, которые пригласили его к ужину. А на ужин у них жаренные грибы. Мухоморы! Герой отказался. А вот мужики поели. И дальше всю ночь косить с блестящими глазами. Казалось бы, мелочь. Но что-то мы не знаем о трудовых подвигах наших предков. Возможно, есть ряд вещей, которые позволяли пережить и крепостное право, и всякие нашествия.