Погружение
Шрифт:
По дороге мы накупили целый дедов рюкзак разных круп, муки и подсолнечного масла. Народу была тьма на наш рейс. С собакой точно не влезем. Решили ехать на выезд из города, в Чурилково. К обеду мы стояли за перекрестком и голосовали. Нам повезло. Через полчаса остановился пустой автобус, который ехал забирать электриков в Углич. За полтора часа мы добрались до места. Место — обочина, с соснами вдоль дороги. За ними тропинка через поля в бор.
Мы бредем уже километра три по заросшей грунтовке. Рик забегает вперед, нюхает воздух, траву, деревья. Иногда встаем отдохнуть, плечи от ноши уже болят. На
После поворота дорожки из-за сосен открылся Храм. Красная колокольня, поросшая вверху березками. А вот сам храм уже кто-то восстанавливал. У входа стояли строительные леса.
— Ух-ты, как в Индии заброшенные города посреди джунглей!
— У нас тут своя Индия. Не хуже. Раньше тут большой монастырь был. Его поляки сожгли вместе с монахами. Около четырехсот человек погибло.
— В этой глуши поляки? Понятно, в Ярославле бы. Хотя и Ярославль за две тысячи километров от Польши. Здесь-то чего потребовалось?
— А что надо было в Костромских лесах? Где Иван Сусанин их на погибель завел. Не задумывалась?
— Пока нет. Но подумаю. Нам сюда?
— Не, дальше идем. Но и здесь когда-нибудь будем.
— А кто его восстанавливает?
— Художник один. Известный в узких кругах. С женой переехали жить неподалеку.
— Нам к нему?
— Нет, еще дальше.
Через час мы пришли в деревню на берегу маленькой речки. Дороги к ней нет, только тропка через лес. Да и домов всего три. Мы зашли в первый с краю. На удивление, внутри оказались несколько человек. Две женщины лет по тридцать, парень лет двадцати пяти, но с длинными волосами и черной бородкой, а также крепкий мужчина около пятидесяти. Нам обрадовались. Выяснилось, в деревне электричества нет, поэтому хорошо, что мы пришли засветло. Для нас растопили самовар. Такая экзотика. Еще и на сосновых шишках.
За столом разглядываю новых знакомых, а они меня. Света живая, суетливая, светлые волосы убраны под платок. Люба с короткими черными волосами, коренастая, плотная, основательная. Парня зовут Сергей. Худой и бледный, он сидит в уголке на лавке. Пьет чай маленькими глотками. Мужчина велел звать себя дядей Витей. Лицо с недавней седой щетиной. Волос на голове — только виски седые, коротко стриженные. Исходит от него уверенность. И доброта в чистом виде. Редко такое доводилось встречать, когда понимаешь, что человек добрый просто так.
Спальное место мне определили с женщинами в одной комнате, на лавке вдоль стены. Под лавку и положила вещи.
В деревне четыре дома. Один на отшибе и заросший кустами и крапивой Деревня огорожена по обычаю загородой — забор такой с тремя поперечными балками из сосенок без штакетника. Есть «ворота», где эти балки можно вытащить и проехать. А так пролезают между ними или через верх. За деревней пасека из тридцати ульев. Пасечник, объяснила Люба, еще и лечит пчелами, живет тут постоянно. Народ к нему ездит периодически. В двух других домах люди появляются по договоренности и рекомендациям. Кому отдохнуть от жизни надо, полечиться, просто подумать. Вот и меня привезли. И она очень надеется, что не зря.
Глава 3
Дед заявил, что завтра с утра уедет. А меня поручил именно Любе. Света, как живчик, везде поспевает. После ужина вместе с ней мою посуду. Она в первой воде, а я начисто — во второй. Сергей выливает помои. Никто меня ни о чем не расспрашивает. Спалось прекрасно. Когда открыла глаза и вышла, дед уже собрался.
— Возьми ключи от комнат, — предлагаю ему.
— Да не волнуйся, меня пристроят. Неизвестно еще, когда я в городе покажусь. Ты давай, в себя приходи. Витя за тобой присмотрит, а Люба позанимается.
Дед ушел вместе с Риком. Лучшее средство вжиться в пространство вокруг — чем-нибудь заняться. Я вызываюсь подметать дом. Люба замесила тесто и печет лепешки на притопке. В них добавлена еще какая-то травяная мука. Получилось волшебно.
За завтраком Сергей спорит с дядей Витей.
— Я православный! И не сверну с этого пути. Для России монархия является естественным строем. За Веру, Царя и Отечество! Сегодня этот лозунг актуален, как никогда.
— Но ты же христианин? — дядя Витя хитро улыбается.
— Я православный христианин. А то едут сейчас всякие сектанты. Тоже христианами себя называют.
— А в чем разница?
— Православие — значит, правильно славить. Только в нем есть правильные обряды.
— Ты Евангелие читаешь?
— На службе читают. Батюшка в проповеди разъясняет.
— Так рекомендуют самому каждый день читать.
— У меня так пока не получается.
— И очень зря. Иначе бы ты видел, что в твоем лозунге «За» — самое главное преткновение. Призыв к борьбе. Тогда как Господь велит не противиться злому.
— Святые старцы благословляли Русь защищать. Пересвет и Ослябя монахами были.
— Наша история туманна и загадочна. Почему каждый монастырь строился, как мощная крепость, это отдельная тема. Я сейчас о другом. Про Евангелие, не как обычай для чтения на церковно-слявянском, а как про руководство к действию. Нестыковочка с государственностью получается.
— Все стыкуется. Это скрепы, которые цементируют государство. И за ними будущее.
— Так в Евангелии четко говорится, что кесарю — кесарево. Христос вне политики и государства. «Царство мое не от мира сего». А если развивать твою идею, так дело дойдет до того, что замполитов в армии на священников заменят. Они еще и ядерные ракеты освящать будут.
— Такого маразма не будет. Но Русь возродится только в Православии.
— Для скреп и возрождения Руси тогда лучше подойдут идеи славянских богов. Перуны там иВелесы всякие, — дядя Витя посмеивается.
— Вот таких мы нагайками. А идолов и всю нечисть сожжем.
— Это уже было. Иудеи, между прочим, тоже за государственность были. Ветхозаветное православие сейчас называют. Только казнили раньше по-другому. Почитай Федора Михайловича, про Великого Инквизитора в «Братьях Карамазовых».