Погружение
Шрифт:
Глава 58 Откровенный разговор
— Нам только кажется, что мы сохраняем в памяти предметы, события, запахи, впечатления. На самом же деле наша память хранит только образы того как мы реагировали на то, что доносили до нас наши органы чувств. И они лишь отчасти отражают факты. Наши воспоминания несут в себе следы форматирования, наложенные культурной средой, религией, образованием, жизненным опытом и даже словарным запасом.
Каким бы искушённым психологом не считал себя профессор, повстречав заинтересованного слушателя, он с видимым
— Разные люди, увидев одну и ту же картину на выставке, сохранят о ней разные воспоминания. Одному запомнится красота произведения, другому имя художника, третьему богатая рама. А кто-то вспомнит, как у него болела голова с похмелья после вчерашнего.
Даже Библия, вернее Новый завет, включает в себя несколько Евангелий, в которых, одни и те же события по-разному описаны разными очевидцами или вообще по воспоминаниям очевидцев.
Это я тебе говорю к тому, что совсем неважно в каком свете ты видел то или иное событие. Да и вообще видел ли? Важен образ, который ты запечатлел о нём в памяти. В нашем же с тобой случае, всё, что ты пережил при погружении к «Титанику», для твоего сознания столь же реально, как и прочие события твоей жизни. Не важно, что событий не было, мы позволили тебе сохранить их образы.
И их влияние на твою личность вполне объективно. Вот ты, например, стал более жёстким, сильным, решительным.
Воображаемые события стали частью твоей жизни, твоего опыта. Они стали частью тебя.
— Допустим, я готов принять Ваши доводы. Хотя до конца дней своих я буду понимать, что какая-то часть меня не настоящая, — поддержал разговор Герман.
— Думай об этом как об искусстве. Когда мы читаем книги, смотрим кино, или представление в театре, мы прекрасно осознаём, что это не на самом деле. Однако искренне переживаем за героев, смеёмся и плачем. И меняемся. Согласись, что мы меняемся не только в результате личного опыта, но и сопереживая героям книг.
— Черт, Вы так убедительны! Долго готовились? Ну а как Вы утешите меня в том, что стёрли некоторую часть моей памяти. Я ничего не помню о себе-Журналисте? Вы попросту украли у меня несколько лет жизни.
— Нельзя украсть то, чего у тебя нет. Напомню тебе притчу о том, когда человеку правильно умирать…
— Знаю я эту притчу. Прошлого уже нет, будущего ещё нет. Всё чем мы располагаем — это краткое мгновение настоящего. Кстати, когда мы закончим нашу милую беседу, я подумываю лишить Вас этого пустячка, этого краткого мгновения.
Грубый намёк Германа прервал монолог профессора. Он поджал губы и умолк.
— Ладно, не обижайтесь. Я пошутил.
Профессор демонстративно промолчал, но было заметно, что чуть расслабился.
Герман, покончив с сейфом, занялся ноутбуком процессора. Для начала скопировал на флешку все пароли. А потом и остальные документы в рабочих папках. Процедура это не быстрая и чтобы скоротать время, он спросил:
— А когда вы собирались меня освободить?
— Мы люди не жестокие и искренне хотели бы
— Но ведь я же психически нормальный!
— Это ты так считаешь. Я же в этом не уверен. Для твоего психического состояния не существует пока даже чёткого определения. Кто ты? Твоя личность разрушена и собрана из разрозненных обломков твоего прежнего «Я» и внедрённых чужеродных воспоминаний. По-сути, ты — психологический андроид. Невозможно предугадать твоё поведение в мире людей.
— Ваше тоже, — перебил его Герман: — Ничьё поведение невозможно предугадать на сто процентов, на то мы и люди. Так, что Вы лукавите, дорогой профессор. Вы просто не хотели меня отпускать. Боитесь разоблачения? Или вам попросту жаль расстаться с феноменальным результатом вашего эксперимента? Подозреваю, вы не предполагали меня отпустить с самого начала. Живым во всяком случае.
— А чем тебе плохо жилось здесь? Ты сыт, окружен комфортом. Нет нужды заботиться о тысячах бытовых мелочей. Не надо даже работать. Ты как будто в бесконечном отпуске. Как будто в Райском саду. Миллионы людей на земле обзавидовались бы.
— О, да Вы входите в роль Бога, про рай вот заговорили.
— У тебя даже есть своя Ева, — профессор пошленько ухмыльнулся.
Герман, подумал об Эльзе: «Что-то она не торопится. Ладно, пока поболтаю ещё с профессором.»
— Каков сам процесс? Как внедряли сценарий.
— Нет и долго, и ещё очень-очень долго не будет технологий прямого внедрения мыслей в мозг. Оставьте это фантастам и легковерным журналистам. Есть только известные человечеству с момента появления языка: суггестия, внушение и гипноз. Всё это производные наших способностей говорить, слушать и понимать сказанное.
Никакой демонический взгляд гипнотизёра не передаёт мысли, важна только речь. Исходя из этой гипотезы, мы сосредоточили свои усилия в направлении совершенствования передачи информации.
Снижение барьеров противодействия, подавление критического восприятия, подавление воли к переосмыслению. Слышал о сыворотке правды? Мы задумали сделать сыворотку веры... А дальше было дело техники, вернее химии и фармацевтики.
Мы говорим тебе, что это было с тобой, и ты веришь. Мы говорим, что нечто происходит с тобой прямо сейчас, и ты снова веришь.
— А сейчас, я тоже нахожусь под действием Вашей сыворотки веры? И Вы мне вешаете лапшу на уши?
— Браво, ты верно ухватил смысл. Но нет, к сожалению, пока наша сыворотка действует только когда пациент находится в состоянии медикаментозного транса.
— То есть, пока я спал, Вы начитывали мне историю про глубоководное погружение?
— Даже более того, мы подошли к этому делу творчески. Мы наняли профессиональных чтецов, а некоторые роли исполняли сами. Актеры сидели в соседнем помещении. Мы же с доктором Ритой в интерактивном режиме управляли всем процессом в целом, так сказать режиссировали.
— Значит, всё, что я помню, все, что мне казалось моими личными переживаниями на самом деле это придуманный и срежиссированный кем-то сценарий?