Похищение Европы
Шрифт:
– Это сколько будет? – уточнил Семен.
– Всего – сто пятьдесят тысяч. Аванс – полтинник баксов, – быстро заговорил Шамаев, неправильно восприняв интерес Мильштейна. – Может, договоримся? В конце концов, никто, слава Аллаху, не погиб. Мы возвращаем вам «зелень», вы отдаете нам Асхата. Клянусь Аллахом, больше эти люди самолеты взрывать не будут, – пообещал он. – Я их вообще отсюда выставлю, чтоб не отсвечивали.
– А заказчик? – спросил Мильштейн.
– Его не найти! – убежденно ответил Шамаев. –
– Может, – согласился Мильштейн.
– Ну так что – договоримся?
– Нет.
– Почему – нет? – на глазах терял терпение Шамаев (все-таки кто он, Шамаев, и кто этот недомерок напротив?). – Это не наша инициатива была. Это – отморозки. Мы с ними сами разберемся. Почему – нет? Ты мне – Асхата, я тебе – деньги.
– Нет у меня Асхата.
– А где он? – угрожающе нахмурился Шамаев.
– Умер.
– Почему умер?
– Не знаю, – равнодушно ответил Мильштейн. – Может, потому что я ему руку отпилил.
– Сволочь! – вскочил Шамаев. Одновременно вскочили еще двое, ожидая дальнейших приказаний.
– Остынь, Муса, – сказал Семен, закладывая в рот пучок свежей зелени. – Ты же на мушке!
Шамаев и сам уже видел – благо вокруг висели дешевые зеркала, – как по его лбу заплясала красная метка лазерного целеуказателя.
– Что с моими людьми на улице? – сдавленно спросил он. – Там мой брат.
– Думаю, жив твой брат, – равнодушно ответил Семен, дожевывая лист салата. – Если только сам не напросился.
– Сволочь! – прошипел чеченец. – У тебя что – две жизни?
– Ну хватит, – проглотил наконец последний кусок Мильштейн. – Ты сколько лет в Москве уже трудишься?
– Шесть, – машинально ответил Шамаев.
– Хорошая квартира на Каляевской, хорошая жена, хорошие дочки, в музыкалку ходят, – медленно перечислял Мильштейн. – Тебе нужны перемены? Помнишь своего тезку, Мусу? Он, правда, без языка, но в таком деле язык и не нужен.
Шамаев побелел как полотно. Минуту простоял молча. Потом спросил, с трудом сдерживая клокочущий внутри гнев и желание убивать сейчас же, немедленно:
– Ты способен тронуть детей?
Мильштейн тоже встал во весь свой негигантский рост и, повернув голову к рослому собеседнику, ответил вопросом на вопрос:
– А ты думал, только ты способен? Забыл Сенги-Чу?
Шамаев Сенги-Чу не забыл. Собственно, это и было главной причиной, по которой он согласился встретиться с настырным евреем.
– Хорошо, – переступил Шамаев через себя. – Эти придурки уже в бегах. Да хоть бы они и были здесь, заказчика действительно не найти. Что ты в итоге хочешь?
– Да в общем-то ничего, Муса, – спокойно сказал Мильштейн, выходя из-за стола. – Мне было важно понять, что с вашей стороны больше не будет враждебных действий. Я правильно понял, что их не будет?
– Правильно, – пытаясь говорить спокойно, ответил Шамаев.
– Вот, собственно, и все, – сказал Семен и, поблагодарив за еду, вышел из кафе.
А еще через несколько минут он уже сидел в джипе вместе с Мусой и Алехой.
– Теряют класс родственнички-то твои, – ухмыльнулся, обращаясь к Мусе, Алеха.
– Заткнись, придурь! – грубо оборвал его Мильштейн. Но Муса все равно обиделся, отвернулся к окну.
– Не злись, – пошел на мировую Алеха. – Ты ж мой напарник и лучший друган. К тому же – тихий.
– Зато ты – помело, – подвел итог Семен. – Все. Приедем домой, собираем вещи и – в аэропорт. Паспорта, визы уже есть. Вас я оставлю с Агуреевым, сам вернусь сюда.
Муса повернулся к начальнику, как бы желая высказать свое несогласие.
– Так надо, Муса, – мягко сказал Мильштейн. – Кольку лучше вас с Алехой никто не прикроет. А у меня тут будет больше аналитическая работа. Есть определенные мыслишки.
…Мильштейн докладывал Агурееву меньше минуты, а на большее фактов не хватило.
– Ну и что мы имеем с гуся? – размышлял Николай. – Похоже, ничего.
– Ну, не совсем так, – сказал Семен. – Во-первых, ты жив.
– Да, это немаловажно, – вынужден был согласиться Агуреев.
– Во-вторых, с чеченами не воюем. В-третьих, «Глобал кэпитал» почти оправдалась.
– В общем, все классно, – засмеялся Николай. – Тогда я – в Москву. Там без Сашки дел – куча. Может, вместе и полетим?
– Не дури, – сказал Мильштейн. – В Москве тебя быстро хлопнут. Ни одна охрана не поможет.
– Почему в Москве хлопнут, а здесь нет?
– Здесь мы все контролируем, список пассажиров полностью изучен, Муса с Алехой останутся до конца круиза. А там – полная непонятка.
– Может, ты и прав, – задумался новый президент «Четверки». – Но уж больно все противно. Да еще людям круиз портим, остановки меняем.
– Никто вроде не жалуется, – усмехнулся Семен. – Им же скидки какие дали!
– Это правда. Только четверо и отказались.
– Значит, пассажиров стало меньше?
– Почему? Столько же. В тот же день все четыре путевки купили.
Мильштейн аж подскочил:
– В какой – тот же?
– В последний. – До Агуреева тоже дошел допущенный прокол. – Да ладно тебе! Уже на воду дуем! Никто ж не знал, что я еду!
– Давай сюда список, – твердо сказал Семен. – Немедленно.
– Ладно, ладно, – сказал Николай. – Сейчас принесут. Все же ты слишком нервный. Может, хоть денечка три, до следующего порта, прокатишься? Воздухом соленым подышишь.