Похищение
Шрифт:
Сорен, Гильфи и Сумрак с Копушей во все глаза смотрели на огромных птиц.
— Просто не знаю, как вас благодарить, — пролепетал Копуша. Зана несколько раз кивнула головой, а не спускавший с нее глаз Гром пояснил:
— Моя дорогая подруга хочет сказать — дело в том, что я понимаю ее без слов — так вот, она говорит, что ты или глупец, или безумец, если в одиночку расхаживаешь по пустыне среди ночи. Это опасно. Очень опасно. Что ты искал, малыш?
— Свою семью, — ответил Копуша и рассказал орлам о том, что сделали с его братом Джатт и Джутт, и как сам он убежал и заблудился в пустыне.
Гром
Гром глубоко вздохнул и сказал:
— Боюсь, сынок, нам известно, что случилось с твоими родителями. Мы видели все своими глазами. Перья твоего братишки все еще лежали на земле возле норы, а твои папа с мамой горько рыдали над ними. Мы спросили их, что случилось и они ответили, что это все, что осталось от маленького Крошки, а еще двое их сыновей пропали неизвестно куда. Моя Зана никогда в жизни не слышала более ужасного рассказа. И хотя она может выдавить из себя всего лишь несколько звуков, она каждый день прилетала к твоей матери и перебирала ей перья, чтобы молча сказать: «Я тоже была матерью, и однажды едва не потеряла своего птенца, поэтому всем сердцем переживаю твое горе».
Как-то раз мы прилетели слишком поздно. Эти двое, которые только что едва вас не прикончили, видно вернулись обыскивать норы. На этот раз они привели с собой подкрепление, которое состояло не менее чем из пятидесяти сов, вооруженных жуткими боевыми когтями. Мы с подругой никогда не видели такого смертоносного оружия! Разумеется, мы можем справиться с двумя или даже тремя вооруженными совами, но пятьдесят — это уже слишком.
— Они… Они… — затрясся Копуша. — Они съели папу с мамой?
— Нет, малыш. Просто убили. Сказали, что они слишком жесткие и жилистые.
Повисло жуткое молчание. Никто не знал, что сказать.
Наконец Гильфи повернулась к Копуше и просто предложила:
— Полетели с нами, Копуша.
— А куда вы летите? — спросил он.
— К Великому Древу Га'Хуула.
— Куда? — переспросил Копуша, но прежде чем Сумрак успел ему объяснить, заговорил Гром:
— Я слышал об этом месте, но всегда считал его сказкой. Легендой.
— Для кого-то, может быть, это и так, — буркнул Сумрак, моргнув.
— Но только не для сов, — закончил за него Сорен. — Для сов это место никакая не сказка!
Ущербная луна начала спускаться по куполу ночи. Похожая на узкий птичий коготь, она низко зависла над небом пустыни, посылая на землю серебристую дорожку света, которая упала под лапы совятам, словно приглашая их в дорогу. Как был не похож этот струящийся прохладный свет на лунное очищение и ослепление! Его сияние проясняло разум и укрепляло дух.
И тут произошло нечто странное. Сорен, с сидящей у него на плече миссис Плитивер, Сумрак и Гильфи шагнули навстречу друг другу, и даже маленький Копуша теснее прижался к боку Сумрака. Если раньше Сорен иногда затруднялся выразить обуревавшие его мысли, то сейчас все было ясно без слов. В этот сумеречный час серебро луны сплотило их, превратив в отряд. До этого они были просто четверкой маленьких совят, потерявших своих родителей. Но настало время стать чем-то большим.
Теперь они были не просто сиротами. Вместе они были силой. Разве не Великое Древо Га'Хуула из отцовских преданий помогло им избежать безумия и вырваться из Сант-Эголиуса? Разве не Сказания о былом и легенды о доблести рыцарей Га'Хуула спасали их от лунного очищения? Значит, легенды могут претвориться в жизнь?! Но тогда и они сами могут стать частью легенды!
До сих пор Сорен не видел ничего ужаснее сна о Бормотте, но сейчас ему приснился настоящий кошмар — оживший ужас, от которого гудело в голове, и переворачивался желудок. Этот сон наполнял его душу самым черным отчаянием. Ему снилось, будто он летит и вдруг видит на дереве своих родителей. Они нашли другое дупло и устроили в нем новенькое гнездышко, выстланное нежнейшим пухом. В гнезде пищали маленькие совята.
Сорен опустился и сел на ветку. «Мама? Папа? Это я, Сорен!» Его родители недоверчиво моргнули глазами. «Нет, ты не наш Сорен», — сказал отец. «Нет-нет, — подхватила мать. — Наш сынок, даже подросший и оперившийся, не был бы похож на тебя». — «Нет!» — последний раз крикнул отец и вместе с матерью скрылся в дупле.
И тогда Сорен кишками понял, зачем им нужно лететь к Великому Древу Га'Хуула. Потому что, когда твой прежний мир крошится под когтями, когда не только твои собственные воспоминания, но и память тех, кто знал тебя прежде, бледнеет и тает от времени и расстояния, когда ты сам начинаешь растворяться и исчезать в сердцах тех, кто любил тебя когда-то, именно тогда наступает время, когда легенды становятся реальностью.
В этом кошмаре была горькая правда. Сорен и в самом деле стал другим. Он медленно повернул голову и взглянул на своих друзей. Новая мудрость, новое понимание светилось в их глазах.
«Конечно, — понял Сорен. — Гильфи, и Сумрак, и даже Копуша тоже стали другими».
Никто не сказал ни слова. Они были не нужны. В пустыне, над лунной рекой была произнесена молчаливая клятва, и все четверо дружно кивнули головами. В этот миг они поняли, что отныне всегда будут вместе, связанные верностью, которая сильнее зова крови. Вместе они доберутся до моря Хуулмере и найдут огромное дерево — средоточие мудрости и славы в обезумевшем и бесславном мире, предупредят стражей о нависшей опасности и вступят в древнее братство рыцарей с бесшумными крыльями, которые каждую ночь поднимаются в черноту небес, дабы творить добрые дела.
И еще одна правда открылась Сорену в ту лунную ночь. Легенды существуют не для сломленных и отчаявшихся. Легенды живут для храбрых.
— Полетели, — сказал он.
— В Га'Хуул! — прокричал Сумрак.
— В Га'Хуул! — подхватили остальные.
— Все за сов — и совы за всех! — ухнул Сорен.
В этот тихий, самый темный ночной час четыре совы поднялись в небо, и тени их упали на сухой песок пустыни, озаренный последними лучами луны.
Первой летела бородатая неясыть или большая серая сова, красивая белоликая сипуха махала крыльями с его наветренной стороны, а с другого бока порхал миниатюрный сычик-эльф, и полет этот был необычно тих для такой говорливой птицы без мягкой бахромки на кончиках перьев. Сзади, по извилистому пути, прокладываемому Сумраком, несся Копуша.