Похищенный трон

Тертлдав Гарри Норман

Но на все расспросы Абиварда – а тот расспрашивал без всякого стеснения, ибо кто мог упрекнуть человека за желание узнать как можно больше о новом самодержце? – Ишкуза отвечал поразительно скупо. Его ответы касались исключительно фактической стороны дела. О мнениях или слухах он, казалось, не имел ни малейшего представления.

В общем, Абивард узнал, что Смердису около шестидесяти – возраст почтенный, но до старческого слабоумия еще далекий. Разумеется, он служил при дворе Пероза и его предшественника Валаша. «Безупречно», – добавил

Ишкуза, но это подразумевалось само собой – как-никак речь шла о Царе Царей.

– Кем он служил? – спросил Абивард, пытаясь выяснить, была ли должность Смердиса чисто декоративной, или тому приходилось заниматься настоящим делом.

– Он много лет отвечал за работу монетного двора, – ответил Ишкуза.

Абивард кивнул: это не тот пост, который приносил его держателю великую славу и почет, но и отнюдь не синекура. Мнение его о Смердисе сместилось в лучшую сторону – за шесть десятков лет тот все же чего-то достиг.

Царский посланец ни слова не сказал о характере и нраве нового Царя Царей.

Абивард смирился с этим: так или иначе, эти материи вряд ли станут предметом непосредственной заботы приграничного дихгана.

Он был от души рад, что Ишкуза принял его условную присягу на верность этому Смердису, Царю Царей. Возможно, если новый правитель Макурана много лет был связан с монетным двором, он выработал в себе характер спокойный и рассудительный, лишенный типичной для знати вздорности и заносчивости.

Или же, с другой стороны, у Смердиса хватало других забот и он готов был удовольствоваться любыми заверениями в преданности, какими только мог заручиться. До того как дружина Пероза полегла в степном рву, Абивард и представить себе не мог, чтобы у Царя Царей могли быть трудности, как у любого другого. Теперь-то он убедился в обратном.

Чем дольше он думал об этом, тем более убедительным казалось второе объяснение.

* * *

Через несколько дней после отъезда Ишкузы в крепость прибыл другой гонец.

Он привез вести не столь располагающие к размышлениям, но куда более приятные для Абиварда: его просьба о скорейшем браке с Рошнани принята.

Но в эти дни сладость всегда мешалась с горечью – дихганом, внявшим просьбе Абиварда, был не Папак, а Охос, его третий сын.

– Нет, – печально произнес гонец. – Он не вернулся из степей. Ни он, ни два его старших сына.

– И у нас так же, – ответил Абивард. – Я потерял отца, родного брата и трех сводных, а сам избежал западни лишь по случайности, которую поначалу считал несчастливой. – Он рассказал гонцу, как падение его коня привело к спасению всадника.

– Воистину Господь хранит тебя, – произнес посланец Охоса. – Как я уже говорил, из нашей крепости не вернулся никто. Новому моему господину всего пятнадцать лет.

– В такие времена юным приходится взрослеть быстро, – сказал Абивард, на что гонец, крепкий мужчина средних лет,

ответил серьезным кивком. Абивард задумался, какие советы нашептывает Охосу главная жена Папака и насколько пятнадцатилетний юноша готов им следовать. Скорее всего, кое к чему он прислушивается – или же у него самого хватило ума понять, насколько выгодно для него предложение Абиварда.

– С твоего позволения, повелитель, – сказал гонец, – госпожа Рошнани и свадебный кортеж отправятся в твои владения, как только я возвращусь домой. Они даже готовы были прибыть сюда вместо меня – поговаривают, она сама очень этого хотела, – но было бы крайне невежливо появиться у твоих ворот без надлежащего предупреждения.

– Скажи Охосу, что ее и всех, кто с ней прибудет, ждут здесь с большой радостью, и чем скорее, тем лучше, – сказал Абивард; он давно уже распорядился начать все необходимые приготовления. Он поднял указательный палец:

– Скажи также своему господину, чтобы в кортеж обязательно включили как можно больше воинов в полном вооружении. В наши дни на дорогах могут повстречаться не только мелкие разбойничьи шайки.

– Я слово в слово передам то, что ты сказал, – пообещал гонец и повторил сказанное Абивардом, показывая, что способен выполнить обещанное.

– Отлично, – сказал Абивард. – Позволь задать тебе еще один вопрос.

Когда гонец кивнул, Абивард понизил голос:

– Она хороша собой?

– О повелитель, если бы я мог сказать тебе, хороши она или нет, поверь, я сказал бы. Но не могу. Мне ни разу не доводилось быть во дворе, когда она выходила с женской половины. Так что я просто не знаю. И не скажу, что особо приглядывался, когда она вертелась у меня под ногами сопливой девчонкой.

– Ну что ж… – Абивард вздохнул, залез в кошель, который носил на поясе, и вытащил два серебряных аркета:

– Это тебе хотя бы за честность.

Гонец проворно отсалютовал:

– Ты щедр к человеку, которого видишь в первый раз. Ради тебя я от души надеюсь, что она прекрасна. Ее отец и братья, они… были не самыми страхолюдными из созданий Господних.

И с этими относительно обнадеживающими словами он направился назад в крепость Папака… нет, уже Охоса.

На следующий же день в крепость прибыл другой гонец, на сей раз от Птардака, сына Урашту. После обычного обмена любезностями он объявил:

– Мой повелитель, ныне дихган Налгис-Крага, счастлив принять твое предложение объединить наши владения через скорейший брак с сестрой твоей Динак.

– О, ты принес добрую весть, – сказал Абивард, – хотя мне прискорбно слышать, что отец его ушел в Бездну. Он ходил в Пардрайянский поход?

– Ходил, – ответил человек Птардака. Больше он ничего не сказал. После ужасного конца Перозова войска ничего и не надо было говорить.

– А твоему повелителю посчастливилось вернуться домой невредимым? – спросил Абивард. Он страстно желал знать, кто еще уцелел после того побоища.