Похититель бессмертия
Шрифт:
Первая замигала в нашу сторону огнями цвета индиго. В конце фраза посветлела, перешла в почти голубой. Вопросительная интонация?
Индиго ответил – полным спектром, в порядке возрастания интенсивности: от красного до темно-фиолетового. Первая кивнула каким-то своим мыслям и обратилась ко мне:
– Поднимайтесь, мистер Рен.
– Как думаете, что могло его убить?
– Что-то, обитавшее здесь тысячу лет назад.
Первая мигнула белым так, чтобы видели остальные Посланники, и они снова двинулись вперед.
– Подождите!
Индиго
– Это необходимо, мистер Рен? – спросила Первая.
Я сгреб в кучку то, что совсем раскрошилось, ссыпал внутрь, поближе к позвоночнику.
– Не хочу, чтобы его дух разозлился на меня и начал преследовать.
– Мертвые – последнее, чего вам стоит бояться на этом корабле.
В Республике бытовало много религий, но сейчас большинство верило в Искупителя. На Кийстроме нас всех с детства учили дарить жертвенную кровь Богу, Пролившему Кровь За Нас, что в Республике по большей части полагали варварством. Избранных было так мало, что они вообще не считались за отдельную конфессию, а у Посланников, как я слышал, и вовсе не было никаких богов. Так что я понятия не имел, кому молился тысячу лет назад обладатель этих костей.
Но что мог сделать, то сделал. И надеялся, что покойный не слишком на меня обидится. Я прижал ладонь ко лбу, потом к сердцу, потом скрестил руки на груди, как учили священники на Кийстроме. Для правильной отходной молитвы требовались три человека, которые встали бы над костями священным треугольником. Но здесь был только один – я сам…
Чья-то рука коснулась моей протянутой вперед ладони. Я спутал слова, сбился, открыл глаза. И увидел Индиго, который склонился над останками с другой стороны, положив свою ладонь поверх моей. Другую руку вытянул в сторону – туда, где должен стоять третий скорбящий, дополняя треугольник.
Двое – по-прежнему мало, но все же лучше, чем один. Индиго выжидающе смотрел на меня темными, нечеловеческими глазами, и я продолжил молиться. Когда закончил, он убрал руку с моей руки, и от его прикосновения не осталось даже намека на тепло.
– На ритуальные шрамы у нас нет времени, – равнодушно сообщила Первая, когда я выпрямился.
Я стал бы резать руку только в память о ком-то, кого знал лично. А эти останки принадлежали незнакомцу. Странно, подумал я: почему Индиго так хорошо осведомлен о кийстромских обрядах, а Первая – нет?
Мы двинулись дальше. На полу виднелись еще кости, и мне кое-как удавалось на них не наступать. Я глядел под ноги, гадая, сколько здесь останков, сколько мужчин и женщин погибло в этом зале тысячу лет назад
Первая снова остановилась: мы вышли к перекрестку. Она посветила фонариком в один коридор, потом в другой. Потом над развилкой, и луч выхватил из темноты вырезанные в стене полустертые надписи на аменге.
– Читайте, мистер Рен.
Я поднял глаза:
– Я должен найти что-то конкретное?
– Просто прочитайте.
– Ну, мы сразу отправимся на поиски информации или осмотрим достопримечательности?
– Мистер Рен. – В голосе Первой зазвучало нетерпение, если это слово вообще применимо к бессмертному существу. – Сверхновая взорвется со дня на день и уничтожит корабль со всем содержимым, включая нас. Мы не смотрим достопримечательности, мы ищем лабораторию Мары Чжу. А если вы не прекратите тратить мое время, я могу передумать насчет вашей так называемой полезности.
Лабораторию Мары Чжу? Значит, вот где хранится Философский Камень?
– Хорошо, – послушно сказал я, задрал голову и сощурился. Интересно, вон та буква – это «а» или «с»? Нет, «а», точно «а». Капитанское – что? Капитанский…
– Капитанские апартаменты, – вслух сказал я. – Каюта капитана, туда.
– А в другой стороне что? – спросила Первая, продолжая светить.
– Вы знаете, было бы гораздо легче читать, если бы я сам держал фонарик, – проворчал я. – Когда его держит кто-то другой, то непроизвольно шевелит рукой, и луч движется, понимаете? Так всегда бывает, потому что нельзя совсем застыть, как камень. И от этого очень устают глаза.
Луч ее фонарика был абсолютно, противоестественно неподвижен, а фиолетовый взгляд ничего не выражал. Потом она подняла руку к шейному кольцу и мигнула темно-синим.
Сзади зашевелились, и Индиго вложил мне в ладонь что-то твердое и холодное: мой же собственный фонарик. Я включил его, наклонив голову вбок, чтобы скрыть свое удивление. Интересно, получится ли убедить Посланников отдать Бенни с Квинт и их фонарики тоже?
– Читайте, мистер Рен, – велела Первая тем древним, холодным тоном, от которого кровь стыла в жилах. Я послушно направил фонарик на стену.
– Путь над водой, – прочитал я. – Имеется в виду мостик, командный центр. Это дорога к нему.
– Очень хорошо, мистер Рен, – кивнула Первая и свернула в сторону капитанских апартаментов.
На миг мне почудилось какое-то движение в противоположном коридоре, ведущем к мосту. Словно мелькнула быстрая тень. Я поспешно навел туда фонарик, но луч осветил только стены и черный провал коридора.
Мы двинулись за Первой и довольно долго шли вдоль корабельного «обода». Я не следил за расстоянием – все внимание поглощали тени вокруг и зияющие проемы дверей в пустые залы.
А потом коридоры кончились.
Первая подозвала меня, я подошел, встал рядом. Похоже было, что коридор с одного конца специально перекрыли листами металла, на которых виднелись криво запаянные швы, как от древнего сварочного аппарата. Поперек этого импровизированного заграждения было нацарапано какое-то слово.
С одного края лист железа прорвали, открыв доступ внутрь и наружу. Значит, барьер больше не сдерживал то, от чего его ставили.
– Что здесь написано? – спросила Первая, наведя фонарик на буквы.