Похититель перьев или Самая странная музейная кража
Шрифт:
Когда Уолтеру исполнилось четыре года, его семейство переехало в поместье Тринг Парк, простирающееся на двести пятьдесят тысяч гектаров, с особняком из камня и красного кирпича. Еще через три года, гуляя после обеда со своей немецкой гувернанткой, юный Ротшильд прошел мимо мастерской Альфреда Минолла. Строитель по профессии, тот увлекался таксидермией. Целый час мальчик таращился на то, как Альфред разделывает мышь, и был совершенно зачарован зверинцем из чучел птиц и животных, которыми оказался набит его дом. Во время послеобеденного чаепития семилетний мальчик встал и сделал своим родителям неожиданное заявление: «Мама, папа! Я построю музей, и мистер Минолл будет мне там помогать!».
Опасаясь болезней, сквозняков и яркого солнца, мать безвылазно держала Уолтера в семейном поместье. Пухлый мальчик с дефектами речи никогда
Отец вынудил Уолтера испытать свои силы в банковском деле, отправив его в лондонскую штаб-квартиру компании «Н. М. Ротшильд и сыновья» в Нью-Корте. Однако там юный Ротшильд оказался совершенно не у дел. Будучи под два метра ростом, весом почти в сто сорок килограмм и вдобавок заикой, Уолтер нервничал в окружении других людей. Расслаблялся он, только вернувшись в музей после завершения рабочего дня, где с удовольствием обсуждал свои новые приобретения. В 1892 году, когда ему исполнилось двадцать четыре, Зоологический музей Уолтера Ротшильда на Эйкмен Стрит в Тринге открылся для публики. Вскоре число посетителей достигло тридцати тысяч в год, – в те времена впечатляющая цифра для музея, расположенного в провинциальном городке, – несомненный признак ненасытного интереса публики ко всему странному и экзотическому. Стеклянные витрины во всю стену были заполнены чучелами белых медведей, носорогов, пингвинов, слонов, крокодилов – и райских птиц. Чучела акул, подвешенные на цепях, скалились с потолка. На территории Тринг Парка располагался зоопарк, где бродили живые обитатели: лани, кенгуру, казуары, эму, черепахи и гибрид зебры с лошадью под названием зеброид. Наиболее удачливым посетителям удавалось увидеть Ротшильда верхом на Ротуме, стопятидесятилетней сухопутной черепахе с Галапагосских островов, которую тот спас из сумасшедшего дома в Австралии.
Ротшильд щеголял стильной бородкой в стиле Ван Дейка и болтался по зданию «как рояль на колесиках». Словно одержимый, он закупал экспонаты, совершенно не принимая во внимание бюджет музея, и распаковывал посылку за посылкой со шкурками, яйцами, жуками, бабочками и мотыльками, которые ему присылала почти четырехсотенная армия сборщиков образцов со всего мира. Хотя Уолтер с исключительным вниманием подмечал малейшие подробности на тушках редких птиц, он был беспомощен, когда речь заходила о повседневных задачах по управлению музеем и разросшейся сетью сборщиков. Годами он беспечно складывал счета и всю остальную корреспонденцию в большую плетеную корзину. Когда она наполнялась, Уолтер закрывал ее на замок и ставил новую.
Ротшильду так никогда и не удалось избавиться от чрезмерной заботы со стороны своей матери, и он так никогда и не уехал из Тринга. Не удалось ему добиться и уважения отца, от которого он тщательно скрывал свои огромные расходы. После того, как на ступенях офиса «Н. М. Ротшильд и сыновья» обнаружились два живых медвежонка, разъяренный отец попытался положить конец увлечению Уолтера, но сын все равно успел заказать еще одну партию казуаров из Новой Гвинеи. Когда отец вычеркнул его из завещания и снял портрет с банковских стен, Уолтер признался сводной сестре, что «отец был совершенно прав, – мне нельзя доверять деньги».
Вряд ли сестра знала о том, что часть огромных расходов, которые он скрывал от семьи, уходила на попытки откупиться от жены одного из пэров, с которой у него когда-то была интрижка. Оказавшись отрезанным от семейной казны и отчаянно пытаясь скрыть потенциальный скандал от матери, Уолтер попытался раздобыть деньги
По словам его племянницы Мириам Ротшильд, «После заключения этой сделки Уолтер как будто сделался меньше ростом… он выглядел усталым и задумчивым, и провел в музее только два часа перед обедом. Настала зима, – птицы улетели». В 1937 году Уолтер Ротшильд скончался, и остатки его любимой коллекции были переданы Британскому музею естествознания. Его племянница, вскрыв запечатанные плетеные корзины, нашла письма шантажистки и установила ее личность, но предпочла скрыть эту информацию.
На могиле Уолтера выбиты строки из Книги Йова: «И подлинно: спроси у скота, и научит тебя, у птицы небесной, и возвестит тебе» [14] .
14
Книга Иова, 12:7-10
Пока еще не все пошло прахом, Уолтер Ротшильд, одержимый собирательством, приобрел самую большую коллекцию птиц и других естественнонаучных образцов, которая когда-либо принадлежала одному человеку. Нанятые им люди в погоне за новыми видами рисковали получить увечье и даже умереть: одному откусил руку леопард, другой скончался от малярии в Новой Гвинее, еще трое погибли на Галапагосах от желтой лихорадки, и несколько человек умерли от дизентерии и брюшного тифа. По словам знакомого картографа, карта областей, где побывали эти «собиратели», была похожа на «мир, пораженный эпидемией кори» [15] . Альфред Ньютон, сторонник теории эволюции Дарвина и Уоллеса и бывший преподаватель Уолтера в Кембридже, упрекал своего ученика: «Не могу согласиться с вашим заключением, что зоологии идут на пользу действия охотников, услугами которых вы пользуетесь… Без сомнения, они великолепно справляются с задачей по обеспечению образцами музеев, однако ужас заключается в том, что они лишают этих образцов окружающий мир».
15
При кори кожа покрывается обильной мелкой сыпью красноватого цвета. – прим. ред.
Однако если люди, нанятые Ротшильдом, были похожи на эпидемию кори, то существовали и другие, больше напоминающие гангрену. Сколько бы образцов не загребали в Тринг, это не шло ни в какое сравнение с повсеместно развернувшимся уничтожением птиц, от которого было нельзя укрыться ни в джунглях, ни в лесах, ни на болотах, ни в заводях. В 1869 году, когда Альфред Рассел Уоллес впервые высказался о страхе перед разрушающей мощью «цивилизованного человека», он даже представить не мог, насколько быстро его страх воплотится в жизнь. Позже историки назвали происходящее «Эпохой истребления», – самое грандиозное уничтожение человеком дикой природы за все существование планеты.
В последние три десятилетия девятнадцатого века были убиты сотни миллионов птиц, однако вовсе не для того, чтобы стать музейными образцами. Все они оказались жертвами моды.
3
Перьевая лихорадка
До появления сумочек от Hermes и каблуков от Christian Louboutin основным показателем статуса была мертвая птица. Чем экзотичней, тем дороже, а чем дороже, тем выше считалось положение ее владельца. Странное пересечение человеческого и животного миров, – красочные перья птичьих самцов, которые появились, чтобы привлекать невзрачных самок, стали нужны человеческим женщинам, чтобы привлекать мужчин и демонстрировать свой вес в обществе. За миллионы лет эволюции птицы стали слишком прекрасными, чтобы существовать только ради себя самих.