Похититель школьных завтраков
Шрифт:
Спектакль не состоялся.
Неправильно, что бедная синьора Пальмизано узнает о смерти мужа от совершенно чужого человека, решили охранник и его супруга. Одевшись как подобает случаю – он в темно-серое, она – в черное, – они поджидали на остановке автобуса. Когда из него вышла синьора Антоньетта, они выступили вперед с траурными лицами под цвет одежды: темно-серое у него, черное – у нее.
– Что случилось? – встревожилась синьора Антоньетта.
Каждая сицилийская женщина старше пятидесяти, будь то благородная горожанка или неотесанная крестьянка, всегда ждет худшего. Какого худшего? Любого,
– Что-то стряслось с моим мужем?
Так как она и сама все поняла, супругам Косентино оставалось только поддержать ее в трудную минуту. Безутешные, они распростерли ей свои объятья.
И тут синьора Антоньетта сказала нечто, чего по законам логики не должна была говорить:
– Его убили?
Чета Косентино в ответ снова распростерла свои объятия. Вдова пошатнулась, но устояла на ногах.
Разочарованным зрителям, таким образом, осталась только одна сцена: синьора Лапекора спокойно беседовала с синьорой и синьором Косентино. Она, не скупясь на подробности, объясняла, какую операцию сделали во Фьякке ее сестре.
Пребывая в неведении о случившемся, Галло в семь тридцать пять услышал, как на его этаже останавливается лифт, встал со ступеньки, на которой сидел, повторяя про себя, что он должен сказать бедной женщине, и сделал шаг вперед. Дверь лифта открылась, и навстречу Галло вышел мужчина.
– Косентино Джузеппе, охранник. Поскольку синьора Лапекора не может зайти в свою квартиру, она расположится на какое-то время в моей. Предупредите комиссара. Я живу на седьмом этаже.
В квартире Лапекоры царил идеальный порядок. Столовая-гостиная, спальня, кабинет, кухня, ванная: везде все было на своих местах. На столе в кабинете лежал бумажник покойного со всеми документами и ста тысячами лир. Значит, решил Монтальбано, там, куда собирался Аурелио Лапекора, ему не пригодились бы ни бумаги, ни деньги. Он сел за стол и открыл все ящики один за другим. В первом слева валялись печати, старые письма в адрес фирмы «Аурелио Лапекора – Экспорт-Импорт», карандаши, шариковые ручки, ластики, просроченные марки и две связки ключей. Вдова объяснила, что это дубликаты ключей от дома и от конторы. В нижнем ящике – только пожелтевшие письма, перевязанные шпагатом. Содержимое первого ящика справа оказалось неожиданным: там лежал новый пистолет «беретта» с двумя запасными магазинами и пятью коробками патронов. Синьор Лапекора при желании мог бы учинить настоящую бойню. В последнем ящике хранились лампочки, лезвия для бритья, мотки веревки, резинки.
Монтальбано приказал Галлуццо, сменившему Галло, отнести оружие и патроны в комиссариат:
– Проверь потом, был ли ствол зарегистрирован.
В кабинете стоял сильный запах жженой соломы, хотя комиссар распахнул окно, как только вошел.
Вдова уселась в кресло в гостиной. Вид у нее был совершенно безразличный, как будто она сидела в привокзальном зале ожидания.
Монтальбано тоже расположился в кресле. В этот момент позвонили в дверь, синьора Антоньетта инстинктивно приподнялась, чтобы открыть, но комиссар жестом остановил ее.
– Галлуццо, открой ты.
Дверь отворилась, последовал короткий разговор, и полицейский вернулся:
– Там какой-то синьор с
Косентино был в форме, он шел на работу.
– Извините, синьор, что я вас беспокою, но тут мне кое-что пришло в голову…
– Я вас слушаю.
– Видите ли, синьора Антоньетта, как только приехала из Фьякки, когда поняла, что ее муж умер, спросила у нас, убили ли его. Если бы мне сказали, что моя жена умерла, я бы все что угодно подумал, но не то, что ее убили. По крайней мере не это первым делом пришло бы мне в голову. Не знаю, понятно ли я выражаюсь.
– Вы прекрасно выразились. Спасибо, – сказал Монтальбано.
Он вернулся в гостиную. Теперь синьора Лапекора выглядела растерянной.
– У вас есть дети, синьора?
– Да.
– Сколько?
– Один сын.
– Живет здесь?
– Нет.
– Чем он занимается?
– Врач.
– Сколько ему лет?
– Тридцать два.
– Надо будет ему сообщить.
– Я сообщу.
Гонг. Конец первого раунда. В начале второго инициативу перехватила вдова.
– Его застрелили?
– Нет.
– Задушили?
– Нет.
– А как же его умудрились убить в лифте?
– Ножом.
– Кухонным?
– Возможно.
Синьора встала и вышла в кухню. Комиссар слышал, как открылся и закрылся ящик. Она вернулась в гостиную и снова села.
– Там все на месте.
Комиссар перешел в контратаку.
– Почему вы подумали, что нож может быть вашим?
– Просто так.
– Что делал ваш муж вчера?
– То же, что каждую среду. Ходил в контору. Он туда наведывался по понедельникам, средам и пятницам.
– У него было устоявшееся расписание?
– С десяти до часу дня сидел там, потом приходил домой обедать, отдыхал, возвращался туда к половине четвертого и оставался до половины седьмого.
– Чем он занимался дома?
– Садился и смотрел телевизор.
– А в те дни, когда не ходил в контору?
– Тоже сидел перед телевизором.
– Значит, сегодня, в четверг, ваш муж должен был остаться дома?
– Именно так, синьор.
– Но он был одет, как если бы собирался выйти.
– Да, синьор.
– Куда, вы думаете, он хотел пойти?
– Знать не знаю.
– Когда вы уходили, ваш муж проснулся или еще спал?
– Спал.
– Вам не кажется странным, что, как только вы вышли из дому, он сразу проснулся, в спешке собрался и…
– Ему могли позвонить.
Очко в пользу вдовы.
– У вашего мужа было много деловых знакомств?
– Деловых? Он уже много лет как свернул торговлю.
– Зачем же он тогда регулярно ходил в контору?
– Когда я спрашивала, он говорил, что ходит туда пыль протирать. Вот что он мне говорил.
– Значит, синьора, вы утверждаете, что вчера, когда ваш муж вернулся из конторы, не происходило ничего необычного?
– Ничего. По крайней мере до девяти вечера.
– Что случилось после девяти вечера?
– Я выпила два таблетки снотворного. И спала так крепко, что не открыла бы глаза, даже если бы дом стал рушиться.
– Значит, если синьору Лапекоре звонили или к нему кто-то приходил, – вы ничего бы об этом не знали?
– Точно так.
– У вашего мужа были враги?