Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I
Шрифт:
С этими словами Наполеон отправил попа в его храм, в сопровождении охраны. Но когда увидели солдат, входящих в храм, то там раздались душераздирающие крики. Толпа перепуганных женщин и детей бросилась к алтарю. Поп, возвысив голос, закричал им:
— Успокойтесь! Я видел Наполеона, я говорил с ним. О, как нас обманули, дети мои! Французский император вовсе не таков, каким его изображали нам! Знайте же, что он и его солдаты верят и поклоняются такому же Богу, как и мы! Война эта — вовсе не религиозная война. Это просто политическая ссора с нашим императором. Его солдаты сражаются только с нашими солдатами. Они вовсе не режут, как нам это говорили, стариков, женщин и детей. Успокойтесь же и возблагодарим Господа, что мы избавлены теперь от тяжелого долга ненавидеть их как язычников, нечестивцев и поджигателей! После этого поп начал служить благодарственный молебен, и все повторяли со слезами слова молитвы.
Но даже эти самые слова указывали, до какой степени был обманут русский
В самом деле, уже с самого Витебска Наполеон два раза поручал своим агентам разведать настроение русского населения. Надо было привлечь его на сторону свободы и вызвать среди него более или менее общее восстание. Но можно было воздействовать только на нескольких отдельных, отступивших крестьян, может быть, оставленных русскими нарочно, чтобы служить среди нас шпионами. Эта попытка привела лишь к тому, что план Наполеона был открыт и русские стали его остерегаться.
102
Александр I обратился за помощью к русской православной церкви, с тем, чтобы она помогла напрячь все духовные силы русского народа и воодушевить его к великой борьбе с Наполеоном Бонапартом. «Появилось послание ко всем православным христианам от их духовных пастырей, в котором сообщалось, что Наполеон есть предтеча антихриста, что он исконный враг веры Христовой, создатель европейского синедриона, что он в свое время отрекся от христианства и предался Магомету (это был намек на поход Наполеона в Египет и Сирию), Что войну с Россией он затеял и ведет с прямой и главной целью разрушить православную церковь». (Тарле Е. В. Наполеон. М., 1992, с. 229). Такие речи зачитывались священниками во всех церквах России с церковного амвона.
Впрочем, и самому Наполеону этот план был не по душе, так как его натура склоняла его больше на сторону королей, нежели на сторону народов, поэтому он и пользовался им довольно небрежно. Позднее, уже в Москве, он получил несколько писем от различных отцов семейств, где они жаловались, что помещики обращаются с людьми, как со скотом, который можно продавать и обменивать по желанию. Они просили Наполеона объявить отмену рабства и предлагали себя в качестве предводителей нескольких частичных восстаний, которые обещали сделать вскоре всеобщими.
Предложения эти были отвергнуты. Бывали уже примеры варварской свободы у варварского народа, и она превращалась в безудержную разнузданность. Мы уже видели несколько примеров этого. Русские дворяне погибли бы, как колонисты в Сан-Доминго. Боязнь этого взяла верх над другими соображениями. Она-то и заставила Наполеона отказаться вызвать такое движение, которое он не в состоянии был бы урегулировать [103] .
Впрочем, и господа сами не доверяли своим рабам. Из всех опасностей, окружавших их, эта была самая грозная. Они постарались воздействовать на ум своих крепостных, отупевших от долгого рабства. Их священники, которым они привыкли верить, вводили их в заблуждение лживыми речами. Крестьян уверяли, что мы представляем легионы демонов под командой антихриста, что мы — адские духи, один вид которых внушает ужас, а прикосновение оскверняет. Наши пленные заметили, что эти несчастные не решались пользоваться утварью, которая служила французам, и оставляли ее для самых нечистых животных.
103
Судя по всему, Наполеон, начиная в 1812 г. войну с Россией, вообще не собирался на завоеванных российских территориях отменять крепостное право. И этому есть вполне логичное объяснение. Наполеон в этой войне собирался разгромить русскую армию и заставить Россию следовать в фарватере его политики (как Австрию и Пруссию). Как известно, по этому поводу Наполеон выразился следующим образом: «Я принудил бы Россию заключить мир, отвечающий интересам Франции». Пытаясь в ходе войны 1812 г. добиться соглашения с Александром I и русским дворянством, Наполеон потому и не стал отменять крепостное право на оккупированных французской армией территориях, не пытался поднять против русского царя «инородцев», не стал восстанавливать целостную и независимую Польшу. Наполеон вообще «хотел исключить все, что делало бы невозможным примирение с русской монархией». (См. Тарле Е. В. Соч.: В 12 т. М. 1959. Т.7, с. 257, 440. Манфред А. З. Наполеон Бонапарт. М., 1980. с. 665–668).
Но мы приближались, и в нашем присутствии должны были рассеяться все эти грубые сказки. Между тем русские дворяне отступали, вместе со своими крепостными, внутрь страны, прячась от нас, словно от страшной заразы. Имущество, жилища — все, что должно было бы
Тогда-то император постиг всю громадность своего предприятия. Чем дальше он продвигался, тем больше оно разрасталось перед ним. Пока он встречал только королей, их поражение было для него игрушкой, так как он был более великим, чем все они. Но короли уже были побеждены, и теперь он имел дело с народами. Это была для него другая Испания [104] , только более отдаленная, бесплодная и беспредельная, которую он встретил на другом конце Европы. Пораженный, он почувствовал нерешительность и остановился.
104
Войска Наполеона потерпели поражение в Испании — главным образом, благодаря партизанской войне.
Какое бы ни было решение, принятое им в Витебске, ему все-таки нужен был Смоленск, нужен во что бы то ни стало. Он как будто отложил до Смоленска окончательное решение. Вот почему он был смущен, и это смущение было тем сильнее, что все эти пожары, эпидемии и жертвы, окружившие его, ухудшали положение. Его охватила лихорадка нерешительности, и взоры его попеременно обращались на Киев, Петербург и Москву.
В Киеве он мог окружить Чичагова и его армию. Он освободил бы правый фланг и тыл Великой армии, занял бы польские провинции, наиболее богатые людьми, продовольствием и лошадьми. Укрепленные же квартиры войск в Могилеве, Смоленске, Витебске, Полоцке, Динабурге и Риге могли бы защищать остальную область. За этой укрепленной линией во время зимы он мог бы поднять и организовать всю старую Польшу, чтобы весной обратить ее на Россию и, противопоставив одной нации другую, сделать войну равной.
Между тем в Смоленске он оказался как раз в самом узле дорог на Петербург и Москву. От одной из этих столиц его отделяли 29 переходов, от другой — 15. Петербург — это правительственный центр, узел, в котором сходятся все нити администрации, мозг России, место, где находятся ее морские и военные арсеналы, и единственный пункт сообщения между Россией и Англией. Победа при Полоцке, о которой он узнал, как будто толкала его в этом направлении. Идя на Петербург, в согласии с Сен-Сиром, он окружил бы Витгенштейна и заставил бы Ригу пасть перед Макдональдом.
С другой же стороны, в Москве он мог атаковать дворянство в его собственных владениях, затронуть его древнюю честь. Дорога к этой столице была более коротка, представляла меньше препятствий и больше ресурсов. Великая русская армия, которой он пренебрегать не мог, которую он должен был истребить во что бы то ни стало, находилась там, так же как и все шансы выиграть сражение, как и надежда потрясти нацию, поразив ее в самое сердце в этой национальной войне.
Из этих проектов наиболее возможным представлялся ему последний, несмотря на позднее время года. Между тем история Карла XII постоянно находилась у него перед глазами. Но не та, которую написал Вольтер и которую Наполеон отбросил с досадой, считая ее романтичной и неверной, а дневник Адлерфельда. Его он читал постоянно, но и это чтение не остановило его. Сравнивая обе экспедиции, он все же находил тысячу различий и придирался к этому. Никто не может быть судьей в своем собственном деле! И к чему может служить пример прошлого, когда в этом мире никогда не встречается ни двух людей, ни двух вещей, ни двух положений совершенно одинаковых? Во всяком случае, в этот период времени имя Карла XII часто срывалось с его уст.
Однако известия, получаемые со всех сторон, возбуждали его пыл, так же как это было в Витебске. Его лейтенанты, по-видимому, сделали больше его. Битву при Могилеве, Молодяне, Валутиной горе были настоящими правильными сражениями, где Даву, Шварценберг и Ней вышли победителями. На правом фланге его операционная линия, по видимому, была защищена; перед ним убегала неприятельская армия, а на левом фланге, в Словне, 17 августа Удино, герцог Реджио, притянув Витгенштейна в Полоцк, подвергся там нападению. Атака Витгенштейна носила очень ожесточенный характер. Он потерпел неудачу, но все же сохранил свою наступательную позицию. Сен-Сир заменил его в командовании этой армией, состоявшей приблизительно из 30 тысяч французов, швейцарцев и баварцев. На следующий же день этот генерал, которому нравилось быть единственным и главным командиром, воспользовался этим обстоятельством, чтобы померяться силами с врагом. Но он сделал это хладнокровно, заранее все взвесив, как это было свойственно его натуре. С рассвета и до пяти часов вечера он морочил неприятеля, предлагая ему заключить соглашение для уборки раненых с поля битвы, а затем обманул его притворным отступлением. В то же время он втихомолку собирал своих воинов и, расположив их тремя колоннами к атаке, спрятал их за деревней Спас и окрестными холмами.