Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I
Шрифт:
— Только одни железные люди могут вынести подобные испытания; физически им невозможно противостоять! Человеческим силам есть предел; мы перешли его!
Он должен был первым поддерживать наше отступление до Вязьмы. Он, следуя своей привычке, присутствовал при всех выступлениях, пропускал всех перед собой, отсылал каждого к своим рядам и всегда боролся с неустройством. Он заставлял своих солдат отнимать добычу у тех из их товарищей, которые покидали оружие; это было единственное средство удержать одних и наказать других. Тем не менее его обвиняли в методичности и строгости, неуместных среди всеобщей неурядицы.
Наполеон тщетно попытался
Эта угроза не произвела ни хорошего, ни дурного впечатления на людей, ставших бесчувственными или окончательно павших духом, бежавших не от опасности, а от страдания, и менее боявшихся смерти, которой им угрожали, чем той жизни, какую им предлагали.
Но у Наполеона чувство уверенности увеличивалось вместе с опасностью. В его глазах и посреди русских пустынь, грязи и льда эта горсточка людей все еще была Великой армией, а он завоевателем Европы! И в этой кажущейся твердости не было никакой иллюзии; в этом можно убедиться, видя, как в этом городе он собственными руками сжег все те одежды, которые могли служить трофеями неприятелю, в случае его гибели.
К несчастью, тут же были уничтожены и все документы, собранные им для того, чтобы написать историю своей жизни, а это он собирался сделать, когда отправлялся на эту гибельную войну. Тогда он решил остановиться грозным победителем у Двины и Днепра, которые он теперь снова видел бегущим и безоружным! Тогда скука шести зимних месяцев, которые он мог провести на берегу этих рек, казалась ему самым большим неприятелем; и вот, чтобы убить ее, этот новый Цезарь хотел диктовать свои воспоминания!
Теперь все изменилось. Две неприятельских армии отрезали ему путь к отступлению. Нужно было решить, сквозь которую из них надо ему пробовать проложить себе дорогу; а так как ему неизвестны были литовские леса, в которые он должен был углубиться, он позвал к себе тех из приближенных, которые проходили через них, идя навстречу ему.
Он сначала сказал им, что привычка к большим успехам часто подготовляет огромные неудачи; но не стоит обвинять друг друга. Потом он заговорил о взятии Минска и, отдав должное ловкости маневров, предпринятых Кутузовым с правого фланга, объявил, что он хочет отказаться от военных действий в Минске, присоединиться к Виктору и Удино, опрокинуть Витгенштейна и направиться в Вильно, обойдя истоки Березы.
Жомини высказался против этого плана. Этот генерал-швейцарец указал на то, что Витгенштейн занимает позицию за высокими холмами. Сопротивление его там будет продолжительным и упорным, и во всяком случае достаточно долгим, чтобы довершить нашу гибель. Он прибавил, что в такое время года при таком беспорядке перемена дороги окончательно погубит армию, что она заблудится по проселочным дорогам, среди диких, болотистых лесов. Он утверждал, что только на большой дороге войска сохранят некоторый порядок. Борисов и его мост через Березину были еще свободны; надо только дойти до этого города.
Жомини утверждал, что знает о существовании дороги, которая вправо от этого города идет по деревянным мостам через литовские болота. По его мнению, армия могла только по этой дороге дойти до Вильны через Зембин и Молодечно, оставив влево от себя и Минск, и дорогу, ведущую
Император был потрясен; но так как избегать сражения казалось оскорбительным для его гордости, так как ему хотелось выйти из России только после победы, то он позвал инженера генерала Дод. Издали, едва завидев его, он крикнул ему, что надо бежать или через Зембин, или идти победить Витгенштейна у Смольян. И зная, что Дод приехал с этой позиции, он спросил его, возможно ли ее атаковать. Последний ответил, что Витгенштейн занимает там высоты, поднимающиеся над всей топкой местностью, что на виду неприятеля пришлось бы пробираться по извилистой дороге, чтобы достичь лагеря русских; что наша колонна долгое время подставляла бы под его огонь сначала левый фланг, а затем свой правый фланг; что атаковать с фронта эту позицию нельзя, а чтобы обойти ее, надо вернуться к Витебску и сделать большой крюк.
Тогда Наполеон, потеряв эту последнюю надежду на славу, решился идти в Борисов. Он приказал генералу Эбле идти с восемью ротами саперов и понтонеров, обеспечить себе переправу через Березину, а Жомини быть его проводником.
Все его иллюзии полетели прахом. В Смоленске, куда он приехал и откуда выехал первым, он раньше узнал о своем бедственном положении, чем сам увидел его. В Красном, где все наше неустройство прошло перед его глазами, внимание его было отвлечено опасностью; но в Орше он вполне мог убедиться в нашем несчастии!
В Смоленске оставались еще 30 тысяч нестроевых солдат, полтораста орудий, казна, надежда свободно вздохнуть за Березиной. Тут было едва 6 тысяч солдат, почти не имевших ни платья, ни обуви, затерявшихся в массе умирающих, несколько пушек и расхищенная казна!
За пять дней положение ухудшилось: разрушение и беспорядок достигли ужасающих размеров! Минск был взят. Не отдых и довольство ожидали нас по ту сторону Березины, а новые сражения с новой армией. Наконец, отпадение Австрии казалось уже совершившимся фактом, и оно могло быть сигналом, данным всей Европе!
Наполеон даже не знал, постигнет ли его в Борисове новая опасность, которую, казалось, ему подготовила нерешительность Шварценберга. Известно, что третья русская армия под предводительством Витгенштейну угрожала ему справа по пути к этому городу; что он выставил против нее маршала Виктора и приказал ему найти случай, упущенный 1 ноября, и перейти в наступление.
Виктор повиновался, и 14 ноября, в тот самый день, когда Наполеон вышел из Смоленска, он и Удино оттерли первые посты Витгенштейна к Смольянам, подготовляя этим сражение, которое они хотели дать на следующий день. Французов было 30 тысяч против 40 тысяч русских. Здесь, как и под Вязьмой, солдат было довольно, если бы не было слишком много начальников.
Между маршалами возникли разногласия. Виктор хотел напасть на левое крыло неприятеля, обойти с обоими французскими корпусами Витгенштейна, идя через Бочейково на Камень, а оттуда через Пышно на Березину. Удино резко осуждав этот план, говоря, что таким образом они отделятся от Великой армии, которая ждет от них помощи.
Так как один из начальников хотел обходить неприятеля, а другой атаковать его с фронта, то ни то, ни другое не было сделано.
Удино ночью отступил к Верее, а Виктор, заметивший на рассвете его отступление, должен был последовать за ним.