Походный барабан
Шрифт:
Высокий юноша улыбнулся:
— Приходи без опасений, — сказал он. — Я очень хочу поговорить с тобой снова, и можешь не бояться ареста. Даю тебе слово.
Он поднялся, а за ним Валаба и Родерик.
— Приходи же, — сказала она, — и не тревожься.
Они ушли, и я тоже, возбужденный событиями вечера, медленно побрел по улице. Кто этот дружелюбный молодой человек, едва ли старше меня самого, который сопровождал Валабу?
Сафия выслушала мой рассказ.
— Матюрен, ты действительно счастливчик. Молодой человек с большими руками? С таким волевым лицом, с крупными чертами? С широкой улыбкой?
— Да, такой он и есть.
— Это же Якуб, старший сын самого Йусуфа и его любимец!
Об Абу-Йусуф Якубе много говорили в Кордове. Между ним и его отцом-халифом существовало редкое взаимопонимание, совершенно необычное между мусульманскими правителями и их сыновьями. Йусуф знал, что сын не стремится захватить власть раньше, чем настанет его время, да вряд ли и вообще особенно к ней стремится.
Необыкновенно способный, искушенный в делах правления, Якуб предпочитал помогать отцу и держаться в стороне от общественного внимания.
Сафия уселась и налила кофе.
— Однако же… Валаба! — воскликнула она. — Сначала невеста принца Ахмеда, а теперь вот — Валаба, прекраснейшая из женщин Кордовы! Впрочем, неудивительно. В конце концов, ты чрезвычайно красив.
— Я едва знаю её.
— Ну, зато она узнала тебя достаточно и позаботилась, чтобы твой конь ожидал тебя в конюшне стражника.
— Что?! Ты сама не знаешь, что говоришь! Валаба ничего общего с этим не имела!
— И тем не менее, это была именно она. Это на её золото стражник играл в кости в конце коридора и не мог ни видеть, ни слышать, что творится в твоей камере. Большего она сделать не могла. Если бы ты бежал как-то иначе, всем стражникам отрубили бы голову… Я не буду больше упоминать об этом. Такие вещи лучше принять и запомнить, но не болтать о них. Это может повредить ей.
— У неё есть власть в Кордове…
— Да… — с горьким вздохом сказала Сафия. — И у меня была в свое время… Но власть — это порыв ветра, который скоро улетает…
Она положила ладонь мне на руку — впервые прикоснулась ко мне.
— Матюрен, не подведи меня. Мне больше не к кому обратиться.
— У меня нет иного ответа, кроме слова, что я не подведу тебя.
Помолчав, я сказал:
— Ты никогда не говорила мне, каким делом ты занимаешься.
— Каково бы оно ни было, ему скоро придет конец. Поверь мне, я не смогла бы делать меньше того, что сделала.
Страх владел ею, струился по её жилам, туманил глаза. Было ясно, что она участвует в какой-то интриге, и так же ясно, что у неё есть какие-то источники сведений. Больше я ничего не знал.
Была уже полночь, когда я ушел, потому что Сафия боялась оставаться одна. Я вышел через маленькую калитку в садовой стене — теперь у меня было отдельное жилье неподалеку от лошадей. Держась в самой глубокой тени, я шел вдоль узкого переулка, направляясь к улице. Прежде чем выйти на нее, я помедлил.
Ничего.
В воздухе витала опасность, и мне не по душе было сознавать, что где-то рядом враги, которым я не могу нанести упреждающий удар, ибо они мне неизвестны. И по-прежнему у меня не было оружия, кроме кинжала. Я вытащил его из ножен и взглянул на клинок.
Это увидел прохожий солдат-бербер и расхохотался:
— Ай да игрушка! — фыркнул он. — На нем пятна только от молока!
— От молока пятен не остается, — произнес я с улыбкой, — но подойди, и посмотрим, запятнает ли его твоя собачья кровь…
Насмешливое выражение сползло с его лица:
— Это была просто шутка… Кто же умирает из-за шутки?
— Да вот ты можешь умереть. — Я держал клинок в руке и ждал.
— Сумасшедший!
И он зашагал по улице прочь, то и дело оглядываясь на меня через плечо.
Так что я сунул кинжал в ножны, а не ему в брюхо, и пошел домой, вдыхая запах жасмина и думая, что солдат, несомненно, был прав.
Только сумасшедший стал бы рисковать жизнью в мире, где существует жасмин.
Не говоря уж об Азизе, Шаразе и Валабе.
Глава 22
В двенадцатом веке из всех вероучений наибольшим уважением в мире после христианства пользовался ислам, и это длилось уже более пяти столетий.
Никогда прежде ни одна идея не сообщала миру столь мощного толчка к территориальным завоеваниям, а равно и к развитию культуры, как религия, которую дал миру Мухаммед, погонщик верблюдов из Мекки.
Христианство — другая великая движущая сила моего времени — за тысячу лет распространило свое учение только на несколько стран Западной Европы.
С другой же стороны, на протяжении всего лишь ста лет, прошедших после смерти Мухаммеда в 632 году, арабы-магометане пронесли меч ислама от Атлантического океана до Индийского и собрали под своей рукой одновременно большую часть Испании, часть Южной Франции, остров Сицилию, всю Северную Африку и Египет, всю Аравию, Святую Землю — Палестину, Армению, Персию, Афганистан и почти треть Индии. Территория, которой владели арабы, превышала размерами даже империю Александра Великого и Римскую империю.
Они приходили с мечом, но сохраняли и поддерживали все лучшее, что находили в покоренных странах. Многое, что пришло к нам из арабской науки, на самом деле было создано умами евреев, персов, греков, различных центрально-азиатских народов и берберов; но эта наука расцвела под покровительством арабов, побуждаемая их горячим воодушевлением.
В арабском мире ученый был желанным гостем везде, он мог проехать тысячи миль — и в каждом городе его приветствовал султан, бей или эмир; ему преподносили дары, его чествовали, сопровождали, развлекали и, самое главное, — внимательно слушали.